Беда

Примерно так это и выглядело. Дворники метались по стеклу, тщетно пытаясь очистить его от потоков воды и справляясь лишь с малой ее толикой. По крыше и бокам пикапа лупило с такой яростью, словно кто-то охаживал его железными цепями. Чернуха на коленях у Генри постаралась стать как можно меньше – видимо, в надежде спрятаться от молний, которые с треском раскалывали темноту одна за другой. Казалось, что с гор Нью-Гемпшира сползла целая лавина фиолетовых туч, а теперь, набрав ход, они ворвались в Мэн и с грохотом катят дальше, к прибрежным низинам.

В конце концов Чэй остановился на обочине, включил аварийную сигнализацию, потому что ничего не видел в кромешной грозовой тьме, и они стали ждать – молча, чувствуя, как пикап раскачивает ветром, который все крепчал. Дождь по-прежнему оглушительно барабанил по машине, и у Чернухи был такой вид, словно она хочет закрыть уши лапами – что Генри и помог ей сделать.

– Любая гроза когда-нибудь кончается, – сказал он. И был прав. Любая гроза когда-нибудь да кончается. И вот молнии начали сверкать немного реже, и гром – рокотать немного дальше, и ветер больше не старался перевернуть пикап и дышал так, как будто он слегка запыхался, хотя дождь еще и не думал слабеть. Но вскоре небо на западе чуточку побледнело, а затем стало бледнеть все быстрее и быстрее. Чэй снова выехал на дорогу и снова повернул на север, и из облаков выглянуло предвечернее солнце – оно уже заметно спустилось к горизонту, – и под его лучами заблестели деревья, трава, каждый листочек и каждая частичка воздуха.

Генри повернулся и посмотрел на Чэя.

Его руки – обе – сжимали баранку так, что побелели костяшки.

И он плакал.

Одна тоненькая, блестящая полоска пересекала его лицо и заканчивалась крошечной капелькой на подбородке. Больше ничто его не выдавало. Губы были плотно сомкнуты, глаза не мигая смотрели вперед. Но была одна-единственная слезинка – и на ней зажегся солнечный лучик выглянувшего из-за туч солнца, лучик, который преодолел миллионы и миллионы миль темного, холодного, безжизненного пространства только ради того, чтобы заставить засиять эту крохотную слезинку на подбородке у Чэй Чуана.

Чернуха тоже ее увидела. Озадаченная, она потянулась к Чэю, наступив по пути на Санборна – он что-то недовольно буркнул, – понюхала его подбородок и лизнула.

Генри отвернулся и стал смотреть в окно.

Отец Генри говорил ему, что если они построят свой дом подальше от Беды, то она никогда их не найдет.

Но Беда нашла их. И сторицей отомстила за то, что они так долго от нее прятались.

Они остановились у заправки и купили три бутылки корневого пива – правда, это был уже не «Адмирал Эймс», потому что Портленд остался далеко позади. Все трое скинулись на бензин и снова вернулись на дорогу, где и съели ужин из пакетов, которыми снабдил их Майк. Чернуха проявила к ужину повышенный интерес – настолько повышенный, что проглотила все три куска яблочного пирога из всех трех пакетов.

Небо уже пыталось решить, что оно предпочитает – быть ярко-золотым или слегка порозоветь, когда Санборн наконец задал вопрос, давно требующий ответа:

– Ребята, а вы вообще знаете, куда мы едем?

– На Катадин, Санборн, – ответил Генри. – Забыл?

– Спасибо, мистер Эйнштейн. Ты прекрасно понимаешь, что я имел в виду: знаем ли мы, как туда добраться, или насколько это далеко, или хотя бы можно ли добраться туда засветло?

Генри вынужден был признать, что у него нет никаких соображений на этот счет. Он рассчитывал, что о таких мелочах позаботится Франклин.

– Франклина здесь нет, Генри, – сказал Санборн, как будто Генри забыл. Как будто он мог забыть. – Поэтому я предлагаю остановиться где-нибудь на ночлег, а утром спросить дорогу.

– Мы можем еще раз переночевать в машине, – сказал Генри.

– Нет, – возразил Санборн, – мы не будем еще раз ночевать в машине. Вы, ребята, не пробовали спать с собакой на животе, так что мы не будем еще раз ночевать в машине. Найдем место, где есть нормальные кровати с нормальным бельем. И душ.

И туалет, желательно с исправным бачком. И душ… или я про него уже говорил? У меня с собой отцовская кредитная карточка.

– Надо еще, чтобы туда пустили Чернуху, – сказал Генри.

– Разумеется, – согласился Санборн. – Для меня это условие первостепенной важности. Надо, чтобы туда пустили Чернуху.

– Говоришь, у тебя отцовская кредитка?

– А у тебя нет?

– Нет.

– А у меня есть.

– Зачем отец отдал тебе свою кредитку?

– Затем, чтобы я не приставал к нему каждый раз, когда мне что-нибудь понадобится. Это экономит уйму времени и сил.

Генри подумал о том, что сказал бы его отец, попроси он у него кредитную карточку. Почему-то он не мог представить себе ничего, кроме одного: как, услышав такую просьбу, отец отрицательно качает головой и уходит в библиотеку, чтобы ему никто не мешал. Генри вытер ладонь о штанину.