Беда с этой Мэри

Начинается, подумала Мэри, приготовившись к худшему.

София напоминала скаковую лошадь, нацелившуюся на победу, и не была расположена позволить кому-нибудь отвлечь ее от намеченной цели, а уж своей «неблагодарной» дочери меньше всего.

— Мама, я не собираюсь замуж за Лу. Он славный. Он мне нравится, но только в качестве друга. И я прекрасно сознаю, что ты выбрала его мне в мужья (телячьи котлеты, по-видимому, сделали свое дело), но между нами нет взаимного притяжения. Я не испытываю волнения, когда целую его. — У них уже было три свидания. Три вечера они провели, сидя на ее диване, — и ничего. То же самое Мэри чувствовала бы, если бы целовала брата. Но конечно, Джо она никогда не целовала так. Ее губы всегда оставались сомкнутыми, если она целовала Джо. — Поверь мне, я знаю, о чем говорю.

Никто, и ее мать в особенности, не заставил бы Мэри выйти замуж против воли.

София внимательно обвела взглядом всех присутствующих, начиная со свекрови, которая в этот момент двумя пальцами проталкивала в горло кусок хлеба.

У бабушки Флоры были сложности с искусственными зубами, которые расшатались и вели себя вольно, то есть грозили вывалиться в самые неподходящие моменты. И какие бы поддерживающие протез клейкие вещества она ни использовала, ей никак не удавалось заставить их сидеть на месте. Когда она пыталась откусить кусочек свежего хлеба, они щелкали, как кастаньеты.

— Видишь, Флора? Видишь, каковы эти молодые люди?

Мэри отвергает такого хорошего и достойного молодого человека! Такого трудолюбивого молодого человека!

У Мэри появилось искушение добавить: «Такого хорошего и трудолюбивого молодого человека, живущего с матерью». Однако она не поддалась ему и промолчала, потому что для ее старомодной семьи не было ничего дурного в том, что взрослый мужчина, которому перевалило за сорок, живет вместе с матерью. Почему это следует считать приемлемым, Мэри не знала. Но ей было известно, что все они считают это нормальным.

— Притяжение? Волнение? А что это такое? — пожелала узнать ее мать. — Единственное, что у тебя должно вызывать интерес и притяжение, — это звон кассового аппарата Сантини, который сообщит тебе, сколько Лу зарабатывает. Знаешь, сколько они теперь берут за жареные свиные ребрышки? Не первосортные, не специально выбранные вами, а просто обычные ребрышки? Да это настоящая обдираловка!

— Деньги еще не все, мама, — возразила Конни, и лицо ее стало несчастным, что заставило Мэри заподозрить, что и в этом проктологическом раю не все благополучно. Она знала, что сестру раздражает то, что ее муж слишком много времени посвящает работе, но ей было также известно, что Конни без ума от доктора Эдди Фальконе. И двенадцать лет брака не изменили ее чувств.

К тому же Конни нравилось тратить заработанные им деньги. Этот серовато-синий брючный костюм, сшитый на заказ, который был сейчас на ней, несомненно, стоил столько, сколько тратила за год на еду какая-нибудь семья из страны третьего мира. На покупку этого костюма ушли деньги, полученные за обследование многих задов.

Мэри взглянула на свой костюм, купленный в магазине готового платья, и прищурилась. Этот фасон не очень шел ей. В то время как пища была жизненной необходимостью, одежда была для Мэри лишь неизбежным злом. Она ненавидела покупать одежду главным образом потому, что платья, выглядевшие потрясающими на вешалке и на манекенах, на ней теряли вид и казались уродливыми. И Мэри была почти уверена, что во всех магазинах одежды зеркала были с фокусами, потому что, когда она покупала платья, понравившиеся ей в магазине, они чертовски не шли ей, когда она примеряла их дома перед своим зеркалом.

— Хватит, София! — Бабушка Флора наконец проглотила кусок хлеба и теперь высказала свое мнение: — Девочка говорит о любви… Сердце знает о таких вещах. И в чем дело? У тебя нет сердца? Мэри должна сама решить, за кого ей выходить замуж. Это ее право.

Удовлетворенная тем, что высказалась, Флора фыркнула, обмакнула другой кусочек хлеба в чесночное оливковое масло и запихнула его в рот. У Мэри возникло подозрение, что бабушка с радостью запихнула бы этот хлеб в глотку Софии, чтобы заставить ее замолчать. Впрочем, возможно, она принимала желаемое за действительное.

София сверкнула глазами на свекровь, будто старуха совершила тяжкий грех предательства. По мнению Софии, так оно и было. По-видимому, существовало некое малоизвестное неписаное правило, заключавшееся в том, что старые люди обязаны ополчаться на своих детей, не важно, правы те или нет. Это касается почти всех семей, и вы или включаетесь в игру и никогда не выступаете против своей семьи, или оказываетесь в полной изоляции и никто не хочет с вами разговаривать.

В данное время в числе отступников оказалась сестра Софии Энджи, потому что она сказала нечто нелестное о перекормленной и излишне тучной дочери тети Джозефины. И хотя это была чистая правда (Салли весила чуть меньше молодого слоненка), считалось, что критиковать ее не имеет права никто, кроме матери.