Бедабеда

Соседки ахали и говорили, мол, правильно уехала. Мать, заполучив благодарную аудиторию, продолжала сыпать страшилками – что дети в Москве не могут ходить дома в тех же ползунках, что и на улице. Надо переодевать. Что колбаса не лежит на полках в магазине, а продается только в специальном отделе. Соседки снова ахали и жаждали новых подробностей. Мама вдруг стала популярной рассказчицей и получала от своей славы удовольствие. Она в красках описывала, как я сплю с Настей, что категорически неправильно и вредно. Рассказывала про зятя, который живет с матерью, а не с женой, и это считается нормальным. А я, то есть жена, даже не переживаю по этому поводу. Мать рассказывала соседкам, какие бешеные деньжищи я плачу за творог и молоко, которые мне приносят на дом. Лишь бы самой на рынок не ходить. Что днем я заваливаюсь спать. В рассказах, становившихся все красочнее и подробнее, я превращалась в чудовищную мать, мой муж – то в инфантильного идиота, который живет с матерью, то в богатея, который швыряется деньгами почем зря. Моя свекровь, которую мать видела один раз в жизни, да и то мельком, в ее описании обрастала кольцами с бриллиантами на каждом пальце. Начес на голове сватьи становился все выше, а наряды – все богаче. Мол, даже летом в шубе ходит.

Мать придумала себе историю, в которую сама же и поверила. Она демонстрировала соседкам содержимое сумки, которую я забила вкусностями и дефицитными товарами, истратив последние деньги, и, потрясая палкой дефицитной колбасы, говорила, что такую даже собаки не станут есть. Гадость. Что сыр воняет так, будто год пролежал. А комплект постельного белья наверняка покрасится при первой же стирке. Еще мать со слезами признавалась всем желающим ее слушать, что я стала не нормальным врачом, как она думала, а не пойми кем. Мозги людям прочищаю. Нет чтобы гипс накладывать, аппендицит вырезать – это достойно, нужно. А как мозги лечат – все знают. Вон, психушка на выезде из поселка. Мимо проезжать страшно, не то что туда попасть. Больных ремнями к кровати привязывают, вату в рот засовывают, чтобы не орали, и пичкают таблетками. И я, со слов матери, именно этим и занималась – привязывала людей и доводила их до состояния овоща. Мать утверждала, что и ее я пыталась довести до психушки, но ей удалось спастись, потому что она не пила, а тайком выплевывала таблетки, которые я ей подсовывала.

Соседки, прежде слушавшие с интересом, начали сомневаться в правдивости рассказов и за спиной матери судачили, что как раз психушка моей матери не помешает, раз такое про дочь рассказывает. Забрали колбасу, сыр, постельное белье и все, что было в сумке, – мать демонстративно выставила мои подарки рядом с помойкой. И соседки говорили, что колбаса хорошая, когда еще такую увидишь. Белье шикарное, ткань на ощупь, что шелк настоящий. Да и не бывает такого, чтобы летом в шубах ходили и с бриллиантами на каждом пальце. Так что точно наговаривает почем зря.

Я очень хотела приехать летом домой, чтобы Настя увидела море, получила дозу витамина D, походила по нашей полугальке-полупеску. Я строила планы на этот отдых, думала о нем, даже мечтала. Как мы с Настей уедем в мае, будем нюхать розы, бросать камушки в воду, а я буду плавать в ледяной воде.

О россказнях матери я узнала от Катьки, которая еще не была второй женой моего брата. Мы учились в одной школе, Катька на четыре класса младше. Наглая, но совсем не дура. И добрая, что я особенно ценила. Вот она мне и позвонила.

– Не надо вам с Настькой сюда ехать, – сказала она и пересказала, о чем судачат в поселке.

– Всегда все сплетничают. Мне не привыкать, – ответила я. – Поговорят и забудут.

– Не надо ехать, – настаивала Катька, – хуже будет. Мать твоему брату голову дурит про завещание, про деньжищи ваши несметные рассказывает. А тот опять бухает. Ну и как напьется, давай шляться по поселку и орать на каждом углу, как он тебе удушит собственными руками, чтобы тебе даже грядка картошки не досталась. Уже все мозги пропил – поверил ведь, что ты мать хотела отравить или в психушку сдать. Ну и чё твоя Настька здесь увидит? Да если бы я могла, сама бы отсюда свалила. И это… мне кажется, у матери твоей с головой точно того.

– Спасибо, что сказала, – ответила я. – У нее всегда того.

– Так я не за этим звоню, – Катька всегда была прямолинейной. – Мне вообще-то платье нужно, свадебное.

– И в чем проблема? – не поняла я связи.

– Я хочу городское, модное, а не нашенское, – ответила Катька.

– Катя, я все еще не понимаю, – призналась я.

– Чё непонятного? Я буду тебе все рассказывать, а ты мне пришлешь платье. Это будет подарок. Я же за Витька замуж выхожу.

– А Витек в курсе?

– Пока нет. Но если у меня будет платье, он никуда не денется.

– То есть за информацию ты требуешь платье?

– Не, я просто хочу платье.

Катька действительно вышла замуж за Витька. В платье, которое я ей прислала. Мать позвонила и спросила, с чего вдруг я решила подарить этой шалаве дорогущее платье? Позвонила Лариска, обиженная. Мол, у нее такого платья не было. Я просто перестала отвечать на звонки.