Бедлам как Вифлеем. Беседы любителей русского слова

Пассивно ждут, что дыхание духа, Духа нового, начнется в недрах церковных, начнется как нечто трансцендентное им самим, над ними совершающееся, но сами не берут на себя почина, в своей собственной глубине ничего не раскрывают. Но всякое религиозное движение начинается с имманентного опыта, с имманентного творческого почина. Дух дышит, где хочет, и дыхание Духа я должен прежде всего ощутить в себе, в своей глубине, а не извне, не от внешнего какого-то центра <…> Всякое религиозное движение и религиозное возрождение начинается с меня самого, и я не могу возложить на других бремени и труда начинаний.

Вот и посмотрим, как Бердяев начинает от себя. Взвесим его, как говорит отец Сергий, сатанизм. Вот это его «человекобожие». Мягче сказать – максимализм бердяевской философии. Бердяев, кстати, единственный в России философ, выпадающий из традиции философии Всеединства, он острый персоналист – можно даже сказать, чуждый русскому духовному типу вообще.

Книге «Смысл творчества» Бердяев дал подзаголовок – «Опыт оправдания человека». Оправдание человека – исключительно в его творчестве, в созидании человеком нового, ранее небывалого. Но творчеству человека грозит одна неизбежная опасность: созданные им артефакты, ценности, достижения существуют сами по себе – как ставшие, далее не развивающиеся продукты культуры. В мир приходит новое – продукты творческой деятельности человека, но самый мир не меняется, остается прежним, разве что число культурных артефактов увеличивается. Появляются Боттичелли и Микеланджело, но мир не меняется. И целью творчества, говорит Бердяев, должно быть создание нового порядка бытия, нового неба и новой земли.

Каковы же ресурсы для исполнения этой грандиозной, этой максималистской задачи? И тут мы сталкиваемся с самым интересным у Бердяева: путем радикальной трансформации бытия, выхода на новый онтологический уровень будет преображение пола. Максимальная его сублимация.

Конечно, слово «пол» не совсем удачно выбрано Бердяевым: контекст его рассуждений требует более высокого и значимого термина – Эрос. Естественно, он употребляет и этот термин, вспоминает Платона и его учение об Эросе. Знаком Бердяев в «Смысле творчества» уже и с Фрейдом, упоминает его в двух примечаниях к основному тексту «Смысла творчества». Пол или Эрос у Бердяева – некая изначальная энергия бытия, которую можно растратить, так сказать, впустую, но можно направить на достижение высших целей. В общем это то, что Фрейд называл сублимацией. «Смысл творчества» – весь о такой сублимации.

Но тут, пожалуй, надо перейти к цитации. Бердяев пишет необыкновенно выразительно, цитата из Бердяева всегда украшает любой текст.

Пол несоизмеримо шире и глубже того, что мы называем в специфическом смысле половой функцией. < … > пол есть стихия, разлитая во всем существе человека, а не дифференцированная его функция. <…> Пагубной ошибкой было бы отождествлять, как это нередко делают, пол с сексуальным актом. Отрицание сексуального акта есть огненное проявление пола в человеке. Слабость и вялость сексуального акта не есть еще показатель слабости и вялости пола в человеке, ибо энергия пола, разлитая во всем существе человека, может иметь много проявлений и направлений.

Вот тут скрыто некое признание, но не будем сразу об этом. Выделим главную у Бердяева мысль – о коренной дефектности пола в нашем бытии, имевшей причину в грехопадении, в утрате человеком целостного андрогинного образа. Подлинный человек – не мужчина и не женщина, подлинный человек – андрогин, Муже-Дева, как неустанно повторяет Бердяев. Эта инспирация у него идет от немецкого мистика Якоба Бёме.