– Полагаю, вы желаете зайти, – сказала она.
В каком-то смысле желал. После комнаты Макса мне действительно очень хотелось увидеть комнаты остальных. Наверняка не такие затейливые. Комната Черити очень походила на типичное жилище девушки-хиппи. В ней было полно барахла: одежда, шарфики, босоножки, ароматизированные свечи, кальян, павлиньи перья, связки сухих цветов, сосновые шишки. В комнате стоял густой, застарелый аромат благовоний и мускусного масла. Квинтэссенция всех девичьих комнат, которые мне доводилось видеть в колледже.
На полу стоял переносной монофонический проигрыватель фирмы “Дансетт” (жалкий в своей немодности в те дни, через несколько лет он бы стал раритетом), рядом лежала стопка пластинок без обложек – куски черного винила в белых конвертах. Лишенные красочных обложек, пластинки выглядели жалко и голо: никаких возбужденных дамочек Хендрикса, никакой застежки-молнии на “Липких пальцах”[49]
, никаких пластмассовых окон на “Женщине из Лос-Анджелеса”[50]. Наверное, Черити вполне разрешили бы оставить “Белый альбом” “Битлз”, хотя ярлык и изображение яблока пришлось бы соскрести.Я никогда до конца не верил тем, кто утверждает, что нагота не имеет никакого отношения к сексу. Подозреваю, что она всегда имеет кое-какое отношение к сексу. Конечно, мне было неловко находиться в комнате с пациенткой, на которой Нет ничего, кроме рубашки, – особенно в свете обвинения Алисии, будто я вожделею Черити. Я нерешительно остановился в центре палаты. Сгульев здесь не было, а плюхнуться на кровать мне показалось не совсем правильным. Но Черити не собиралась смущать меня.
– Колеса есть? – спросила она.
– Нет, – ответил я.
– Так я и думала. Знаете, если и можно пожаловаться на доктора Л., то лишь за то, что он жмотится на таблетки.
– Да?
– И даже когда не жадничает, я подозреваю, что нам дают в основном пустышки. А ведь он получает таблетки бесплатно от фармацевтических компаний…
– Правда?
– Да ладно вам, Грег, не будьте таким наивным. Клиника вообще существует на деньги фармацевтической компании.
– Неужели?
– А как иначе она могла бы существовать? На пожертвования? На государственные дотации?
Я как-то об этом не думал. До сих пор меня мало заботило финансирование клиники. Но пусть бы даже я захотел разобраться, как функционирует лечебница, наверняка для этого потребовалось бы слишком много усилий. Если я не могу получить истории болезней пациентов, то маловероятно, чтобы мне позволили копаться в финансовых документах.
– Никогда об этом не задумывался, – ответил я.
– Наверное, потому, что вы занимаетесь искусством, – заметила Черити, и я не понял, с презрением она это сказала или нет. – Я говорю лишь, что Линсейд бесплатно получает таблетки и оставляет их у себя. По-моему, это грабеж. Именно поэтому приходится иметь дело с местными парнями.
– Дело?
– Я перед ними танцую, а они меня снабжают.
Черити раскрыла ладонь и показала горстку таблеток, похожих на кучку блестящих разноцветных насекомых.
– Они вам дали их только что?
– Точно. Неплохо за короткий танец. Конечно, я танцую из внутренней потребности, но есть и материальная отдача.
– Зачем вам таблетки? – спросил я.
Наивный вопрос – даже для меня и даже тогда. То было время, когда весь мир жаждал таблеток: одуреть, успокоиться, не нервничать, не растолстеть, не терять голову, взбодриться, вздремнуть, подружиться, заключить сделку, показать, что ты не дерьмо, уйти в себя, медитировать, прелюбодействовать.
– Чтобы выздороветь, – ответила Черити.
– Правда?
– Бог – таблетки.
– Первый раз слышу, – сказал я.
– Плевать мне на вас. Тимоти Лири говорит, что в основе современной психологии лежит скорее тревога, что подумают соседи, чем что-то другое. Ужасное обвинение, правда?
– По-моему, вы неплохо ладите с соседями, – заметил я.
– Вы весь такой правильный, Грегори. Даже имя у вас обыкновенное. Грегори Коллинз. Имя из прошлого. У будущего будет другое имя. Травки хотите?
– А разве можно? – спросил я.
– По законам этих краев нельзя, если вы это имеете в виду, но травка вас не убьет.
– Я хочу сказать, что будет, если узнает доктор Линсейд?
– Да имела я твоего Линсейда.
– Я слышал, некоторые так и делают, – сказал я, перефразируя реплику из “Кабаре”[51]
Черити рассмеялась; судя по ее смеху, она уже накачалась.– Может, ты не такой уж правильный.
Она сунула руку в пластиковый пакет и достала толстую, уже готовую самокрутку. Зажгла ее, затянулась и предложила мне. Я колебался, но всего лишь мгновение. Если я с готовностью выпил с Максом, то почему бы не покурить с Черити? Если я такой необузданный нонконформист, каким иногда себя воображаю, мне обязательно надо хоть иногда принимать запрещенные стимуляторы. Мы сели на кровать, держась подальше друг от друга, и я пару раз глубоко затянулся. Вкус был мягким и каким-то неэффективным.
– Иногда я думаю, что космический разум – единственный концерт, который стоит играть, – сказала Черити. – А духовный рост – единственное лечение, о котором стоит думать.