Бедлам в огне

– Если я говорю, что это место ничем не хуже других, то я говорю, что мы все в аду, каждый в своем персональном аду, и он всегда с нами, куда бы мы ни пошли. Выпивка не вызволяет тебя из ада, но, если постараться, можно решить, что ты не в аду, а в чистилище.

– Вы сами в это не верите, – сказал я.

– А зачем бы я тогда говорил?

– Думаю, что это просто пьяная болтовня, – ответил я.

– Хочешь кое-что увидеть? – спросил Макс.

Если сидишь на крыше сумасшедшего дома с пьяным психом и тот спрашивает, не хочешь ли ты кое-что увидеть, волей-неволей засомневаешься. Он может показать слишком много вещей, которых ты вовсе не хочешь видеть, – особенно после случая с пенисом. Поэтому я ответил: “Возможно”, и Макс, поставив бутылку, вприпляску двинулся по парапету к другому углу здания. Затем принялся пятиться назад. В руках он что-то держал.

– Что это? – спросил я.

Макс развернулся, и я увидел птичье гнездо. Он нес его осторожно, насколько, разумеется, позволяло почти полное отсутствие координации. Макс протянул мне гнездо, и я снова замешкался. С какой стати мне нужно гнездо? Но тут я увидел, что внутри. В гнезде сидели четыре крошечных птенца. Совсем голые; распахнутые клювы казались гигантскими по сравнению с телами. Птенцы походили на жутковатых эмбрионов, и эти эмбрионы кричали, обращаясь ко мне, обращаясь ко всему свету, и то был крик бессилия. Я все еще не понимал, зачем мне птенцы, поэтому отверг дар Макса, и он отступил от меня на пару шагов.

– Не стоит ли положить их туда, где вы их взяли? – сказал я.

– Зачем?

– Чтобы не уронить.

– Я не собираюсь их ронять.

Макс сунул руку в гнездо и выдернул одно из вопящих созданий, словно это был кусок теста. Он подержал птенца на ладони, а затем, размахнувшись, швырнул вниз. Донесся жутковатый тихий шлепок, но собравшиеся внизу никак не отреагировали.

– Зачем вы это сделали? – спросил я.

– Просто так, – сказал Макс и достал второго птенца.

– Если нет причин, то зачем делать?

Он задумался.

– Хорошо, тогда, наверное, есть причина.

– Ладно, Макс, хватит.

– Что хватит?

Он швырнул на землю второго птенца. Послышался еще один далекий шлепок.

– Приятно, наверное, – сказал Макс, – оказаться на месте одного из этих птенцов? Сидишь у себя в гнезде, и вдруг тебя хватают богоподобные пальцы, поднимают ввысь, уносят прочь, а затем ты летишь в пространстве, сплошной восторг, и скорость, и ветер. Затем удар. Затем ничего. Небытие. По-моему, неплохо. Во всяком случае, лучше моей жизни.

– Но вас же никто не убивает, разве не так, Макс?

– А разве так? Разве так? Думаю, я все это время ошибался. Я думал, что пью, чтобы перестроить сознание. Но теперь я думаю, что я пил, потому что у меня была депрессия, как и говорил Линсейд. Выпивка иногда помогает, но не всегда. Иногда становится только хуже. Но теперь я нашел новый метод лечения. Убивать живые существа. Вот это занятие всегда поднимает мне настроение.

Я разозлился, и не только потому, что не одобрял (нерешительно и либерально) жестокое обращение с животными, но еще и потому, что меня воротило от того наслаждения, с каким Макс вершил эту жестокость. Отвращение мое усиливалось еще и тем, что Макс оправдывал гнусность происходящего своим собственным состоянием, собственным страданием.

– Не понимаю, чего ты так расстроился, – сказал Макс. – Это всего лишь птички. У них нет души или чего-то в этом роде.

– Дело не в душе, – ответил я.

– А в чем?

Я поймал себя на том, что произношу слова, которые, как я прекрасно понимал, должны звучать нелепо:

– Если бы птицы захотели убить вас, я бы попытался им помешать точно также, как я пытаюсь помешать вам убивать их.

Я представлял себе картинку в духе Хичкока: в чистом небе появляется стая стервятников и пикирует вниз, целясь в череп Макса.

– Ты спас бы меня? – удивился Макс. – И как бы ты это сделал? Вразумил бы птичек? Или ты имеешь в виду физическое вмешательство?

Честно говоря, я ничего вообще не имел в виду, но когда Макс сделал движение, чтобы швырнуть с крыши третью птицу, я обнаружил, что не только встал в полный рост, но и сделал пару нетвердых шагов по парапету в его сторону, собираясь хоть как-то помешать. Я даже сумел наполовину перехватить руку, когда Макс размахнулся. Этого оказалось недостаточно. Несмотря на мои старания, птенец полетел вниз, как и предыдущие, но, поскольку я перехватил руку Макса, бросок вышел не таким сильным. Птенец падал медленно, шлепок вышел не такой смачный, а смерть, наверное, – не такой мгновенной. Вообще-то я рассчитывал совсем на другой исход.

Пациенты внизу забеспокоились. Даже если они не могли разобрать, что точно происходит на крыше, они наверняка поняли, что там идет какая-то борьба. И это очень их взволновало.

– Осторожней, Грегори, – крикнула Алисия, и я растрогался.

– Остался один, – сообщил Макс. – Будешь за него драться?

Я понял, что не буду. Выпрямившись во весь рост, я и так превысил свой предел риска. Я совершенно не собирался ввязываться в драку, и уж тем более на условиях, когда проигравшего или даже победителя может постичь та же участь, что и птенцов.