Бедная Марта

Побывав в гостях у Марты, Клайв отправился на Док-роуд, битком забитую экипажами. Там можно было встретить моряков со всего мира с цветом кожи от снежно-белого до угольно-черного. До Клайва долетали обрывки слов, которых он никогда не слышал. В ноздри ему лезли незнакомые запахи, в глаза бросались невиданные зрелища: например, три девочки-китаянки, сидящие в тележке, которую везла за собой женщина на велосипеде. Мимо прогарцевала белая лошадь, увешанная гирляндами из бумажных цветов; за нею проследовал экипаж с высокой трубой, из которой клубами валил дым. Клайв понятия не имел, что это за агрегат и как он называется.

Однако же ему была известна судьба капитана Уитли-Невилла, о котором упомянул сержант Моулз в своем письме к Марте.

В последнее время Клайв стал регулярно читать «Манчестер гардиан», чтобы не выпускать из виду своего приятеля Алекса Скотта. Однажды на глаза Клайву попалась заметка, сообщавшая о смерти боевого офицера, но не на поле боя, а дома, во время отпуска в городке Абингдон в графстве Оксфорд. Внимание Клайва привлекла, в первую очередь, фамилия офицера — Уитли-Невилл. И Клайв вспомнил, что Альби именовал его «дьяволом».

Алекс вызвался провести расследование и спустя некоторое время сообщил, что капитан, принимавший участие в сражении при Лоосе, покончил с собой, но по указанию Военного министерства газетам было запрещено называть истинную причину смерти.

Клайв до сих пор не решил, стоит ли рассказывать Марте правду. Вероятно, совершить самоубийство капитана подтолкнули решения, которые он принял во время боя, и творившийся вокруг него кровавый кошмар. Не исключено, что он считал себя лично ответственным за смерть молодого Джо Росси.

Вздохнув, Клайв вновь подумал о том, почему посреди этого уголка Ливерпуля, в котором жизнь бьет ключом, его опять терзают тоска и уныние. Он не мог избавиться от них с тех самых пор, как вернулся вместе с Мартой из Лондона. Ему чего-то недоставало; его жизнь была лишена цели и смысла. В то время как тысячи молодых людей погибали во Франции, он ничем не мог им помочь.

Но ведь он обязан хоть что-нибудь для них сделать. Обязан внести свою лепту. Потому что когда эта проклятая война закончится, а он даже не попытается принять в ней участие, он будет терзаться угрызениями совести до конца своих дней. У Клайва не было желания убивать кого-либо, даже немцев, но ведь существовали и другие способы оказать посильную помощь.

Клайв решил, что по возвращении в офис сразу же напишет в Военное министерство, как и собирался сделать на Рождество, до того как сломал руку, и уведомит о том, что он сознательно отказывается от военной службы, но желает принести пользу на фронте в ином качестве. Он сомневался, что пройдет медкомиссию, если его призовут, потому что сломанная рука так до конца и не зажила. Временами боль становилась нестерпимой, и Клайв понимал, что не сможет носить оружие, не говоря уже о том, чтобы стрелять из него.

Вместо этого он хотел помогать раненым, а не увеличивать их число. А отслужив, он женится на Кейт — если, конечно, она согласится выйти за него замуж.

Кейт написала статью о путешествии Марты и отправила ее в Лондон, где ее напечатал какой-то журнал левого толка с небольшим тиражом. В качестве гонорара ей заплатили полгинеи. Но лучше бы ее статью не публиковали, потому что Кейт вбила себе в голову, что теперь ее с распростертыми объятиями примут на работу в любую газету, чего, однако, не случилось, несмотря на прилагаемые ею усилия.

Она закончила обучение в колледже, и родители отпраздновали это торжественное событие ужином в ресторане, пригласив на него Клайва. Они встретились в Саутпорте в своем любимом отеле, не таком роскошном, как «Адельфи», конечно, но тоже весьма приличном.

— В штате «Ланкашир пост» есть женщины? — требовательно спросила Кейт у Клайва.

— Есть, и довольно много, но они не работают репортерами, за исключением Маргарет Хамбл, которая ведет колонку рукоделия по субботам. Полагаю, ее можно назвать скорее редактором этой рубрики, нежели репортером.

Кейт пренебрежительно фыркнула и скривилась.

— Я не желаю писать о вязании. Я хочу писать о войне, об убийствах и о преступлениях, совершенных в пылу страсти.

— Кейт! — воскликнула ее мать, шокированная то ли словами, то ли выражением лица дочери, то ли и тем и другим.

— Что «Кейт»? — с вызовом ответила девушка. — Почему я не могу работать так же, как Клайв или Алекс?

— Потому что ты другая, Кейт, — возразила мать. — Ты девушка, а они мужчины.

— Я женщина, а не девушка, — подчеркнула Кейт, скривившись еще сильнее.

Тут даже ее деликатный отец нашел нужным вмешаться.

— Кейт, дорогая, женщина или девушка, какое это имеет значение? Кем бы ты ни была, ты ведешь себя не так, как подобает леди.

Кейт всегда прислушивалась к мнению отца.