Бедная мисс Финч

"Я не могу принять вас здесь, но могу повидаться в вашей гостинице, я повидаюсь, если вы меня подождете. Я не в состоянии назначить время. Могу только обещать воспользоваться первой возможностью ради вас и ради себя.

ЛУЦИЛЛА".

Только одним можно было объяснить такие странные выражения: Луцилла не могла поступать самостоятельно. Как Оскар, так и ректор вынуждены были теперь согласиться, что мое мнение о нашем положении было справедливо. Если мне нельзя было войти в дом, то для мужчин это было бы вдвойне невозможно. Оскар, прочитав письмо, удалился, не сказав ни слова, на противоположную сторону комнаты. Мистер Финч решил выйти из своего второстепенного положения, действуя впредь самостоятельно.

— Должен ли я сделать заключение, — начал он, — что с моей стороны было бы бесполезно пытаться увидеть свою дочь?

— Ее письмо говорит само за себя, — отвечала я.

— Если вы попытаетесь увидеться с вашей дочерью, вы, по всей вероятности, помешаете ей приехать сюда.

— В качестве отца, — продолжил мистер Финч, — я не могу остаться в бездействии. В качестве духовного лица я имею, кажется, право обратиться к приходскому ректору. Очень может быть, что он уже получил уведомление об этом ложном браке. В таком случае я обязан не только из уважения к самому себе, но и из уважения к церкви переговорить с моим досточтимым собратом. Я хочу переговорить с ним.

Он подошел к двери и прибавил:

— Если Луцилла приедет во время моего отсутствия, я уполномочиваю вас, мадам Пратолунго, задержать ее своим авторитетом до моего возвращения.

С этим прощальным поручением мне он вышел из комнаты.

Я взглянула на Оскара. Он медленно подошел ко мне с другой стороны комнаты.

— Вы, конечно, подождете здесь? — сказал он.

— Конечно. А вы?

— Я уйду ненадолго.

— С какою-нибудь целью?

— Без всякой цели. Чтоб убить время. Я не могу более выносить ожидание.

Я почувствовала твердую уверенность, судя по тону его ответа, что, освободившись от мистера Финча, он решил идти прямо в дом своей родственницы.

— Вы забыли, — сказала я, — что Луцилла может приехать, пока вас здесь не будет. Ваше присутствие в этой или в соседней комнате может оказаться необходимым, когда я расскажу ей, что сделал ваш брат. Предположите, что она не поверит мне, что я тогда сделаю, не имея возможности обратиться к вам за подтверждением моих слов? Ради ваших собственных интересов и ради интересов Луциллы я прошу вас остаться со мной.

Сославшись только на эту причину, я ждала, что он скажет. Поколебавшись с минуту, он отвечал с притворным равнодушием:

— Как вам угодно! — и пошел опять на противоположную сторону комнаты.

— Придется отложить на время, — сказал он, говоря с собою.

— Отложить что? — спросила я.

Он взглянул на меня через плечо.

— Потерпите немного, — отвечал он. — Скоро все узнаете.

Я не сказала ничего. Я поняла по тону его ответа, что разговаривать с ним бесполезно.

Через некоторое время, как велик был промежуток, я не берусь определить, в коридоре послышался шелест женских платьев.

Минуту спустя раздался стук в нашу дверь.

Я сделала знак Оскару отворить боковую дверь, близ которой он стоял, и уйти на первое время. Потом ответила на стук так твердо, как только могла:

— Войдите.

Вошла незнакомая мне женщина, одетая как почтенная служанка. Она вела за руку Луциллу. Первый же взгляд на моего друга подтвердил мою страшную догадку. Какой увидела я Луциллу в первый день нашего знакомства в приходском доме, такой увидела я ее и теперь. Опять ко мне обратились мертвые глаза, как и тогда отражающие падающий на них свет. Слепая! О, Боже, прозрев только несколько недель назад, ослепла опять!

Это ужасное открытие заставило меня забыть все остальное. Я бросилась к ней и заключила ее в свои объятия. Я взглянула на ее бледное, истомленное лицо и зарыдала на ее груди.

Она осторожно подняла мою голову рукой и ждала с ангельским терпением, пока не пройдет первый взрыв моего горя.

— Не плачьте о моей слепоте, — сказала она тихим, нежным голосом, так хорошо мне знакомым. — Дни, когда я видела, были самыми несчастными днями моей жизни. Если вы по лицу моему видите, что я грустила, я не о глазах моих грустила.

Она замолчала и горько вздохнула.

— Вам я скажу, — продолжала она шепотом. — Сказать это вам будет облегчением и утешением. Меня страшит мой брак.

Эти слова вернули мне присутствие духа.

— Я приехала, чтобы помочь вам, — начала я, — а вместо того веду себя, как безумная.

Она слабо улыбнулась.

— Как это похоже на вас, — напомнила она и нежно потрепала меня по щеке, как в былое время.

Повторение этой ласки тронуло меня до глубины души. Я едва не задушила себя, стараясь удержать глупые, малодушные, бесполезные слезы, готовившиеся выступить опять.

— Пойдемте, — сказала она. — Будет плакать. Сядем и поговорим, как будто мы в Димчорче.