Бедняга Мэлинг

Уже примерно с неделю Гитлер вел против Англии «блиц-и-бац-криг», как выражались газеты. Мы, лондонцы, начали было привыкать к тому, что ежедневно бывает по пять-шесть воздушных тревог, но третьего сентября, в годовщину войны, день начался сравнительно спокойно. И все же у всех было такое чувство, что Гитлер может ознаменовать эту годовщину массированным налетом. Вот почему совместное заседание директоров компаний «Симкокс» и «Хайт» проходило в несколько напряженной атмосфере.

Оно состоялось в грязноватой, набитой реликвиями комнатушке над конторой Симкокса на Феттер-лейн: круглый стол, принадлежавший еще самому первому Джошуа Симкоксу, гравюра с изображением типографии, датированная 1875 годом, и Библия, словно попавшая сюда ненароком, — единственная книга, когда-либо ютившаяся в застекленном книжном шкафу, если не считать справочника с образцами шрифтов. Председательствовал старый сэр Джошуа Симкокс. Вы без труда можете представить себе его белоснежные волосы и бледное, словно вареная свинина, лицо с чертами типичного нонконформиста. Присутствовали также Уэстби Хайт и еще с полдесятка директоров — люди с хитрыми, узкими физиономиями, облаченные в черные пиджаки хорошего покроя. Вид у них всех был несколько напряженный. Чтобы обойти новый закон о подоходном налоге, надо было действовать быстро. Что касается Мэлинга, то он сидел, пригнувшись к своему блокноту, в лихорадочной готовности дать любую справку любому, кто к нему обратится.

Чтение протокола пришлось один раз прервать. Уэстби Хайт, который был инвалидом, пожаловался, что стук пишущей машинки в соседней комнате действует ему на нервы. Мэлинг вспыхнул и бросился за дверь. Должно быть, он принял таблетку, так как машинка перестала стучать. А Хайт уже нервничал.

— Давайте-ка поживей! — сказал он. — Не можем же мы тут целую ночь сидеть!

Но именно так оно и вышло.

После того, как протокол был зачитан, сэр Джошуа Симкокс стал подробнейшим образом объяснять со своим йоркширским акцентом, что обе фирмы руководствуются чисто патриотическими мотивами; у них и в помыслах нет уклониться от уплаты подоходного налога; просто они хотят внести свой вклад в военные усилия нации, способствовать укреплению ее экономики...

— Чтобы узнать вкус пудинга...[2] — начал было он, но тут завыли сирены воздушной тревоги. Как я уже говорил, в тот день ожидался массированный налет. Медлить было нельзя: ведь мертвец уже не сможет уклониться от уплаты подоходного налога! Директора собрали свои бумажки и во всю прыть помчались в подвальное бомбоубежище.

Все, кроме Мэлинга. Видите ли, он-то знал, в чем дело. Должно быть, упоминание о пудинге разбудило спящего зверя. Конечно, Мэлингу следовало бы во всем признаться, но поразмыслите-ка минутку: а у вас хватило бы духу сделать такое признание после того, как на ваших глазах престарелые джентльмены в респектабельных жилетах на белой подкладке, потеряв всякое достоинство, с ужасающей, неприличной поспешностью бросились бежать от опасности?

Я твердо знаю, что поступил бы точно так же, как Мэлинг: спустился бы вслед за сэром Джошуа в подвал, затаив в душе безумную надежду, что на сей раз желудок поведет себя подобающим образом и исправит свою оплошность. Но не тут-то было. Директора фирм «Симкокс» и «Хайт», собравшиеся на совместное заседание, просидели в подвале двенадцать часов. Понимаете ли, по какой-то необъяснимой причуде вкуса желудок бедняги Мэлинга усердно подхватывал сигнал воздушной тревоги, но почему-то его никогда не прельщал сигнал отбоя.