Бедняга Смоллбон

Между тем коллега сержанта Пламптри, сержант Элверс, отправился на вокзал Чаринг Кросс и провел там утомительный час в кабинете начальника. Всем кассирам, которые работали утром в пятницу 12 числа, была предъявлена фотография Маркуса Смоллбона, и все в один голос заявили, что так выглядят тысячи людей, и что они не могут ручаться, что он покупал в тот день билет куда-то в Кент. Потом сержант Элверс повторил эту процедуру на вокзалах Лондон Бридж, Ватерлоо и Виктория. Главная проблема была в том, что во всем Кенте не было станции, которая именовалась бы Стэнтон или Стэнкомб.

В Мэйдстоуне сотрудник кентской полиции, вооруженный подробной картой, историей графства и другими полезными пособиями, составлял список. Стэнкомб Певерил, Стэнкомб Бассет, Стэнком Ирлс, Стэнкомб Хаус, Стэнком-ле-Марч, Стэнком Хит.

И так колесики вертелись, веретена жужжали и сеть все росла.

V

– Финансовая сторона на первый взгляд в порядке, – докладывал вечером Хофман. – В соответствии с договором вся чистая прибыль фирмы-в том числе и всех фирм-филиалов – делится на десять равных частей. Их них четыре доставались Абелю Хорниману, три – Бёрли и три – Крейну. Доля Абеля Хорнимана ныне переходит к его сыну, который, насколько я знаю, единственный исполнитель последней воли и единственный наследник.

– А остальные компаньоны – Расмуссен, и Окшотт, и прочие?

– Они на жаловании.

– Ага. И сколько же составила чистая прибыль за прошедший год?

– После уплаты всех налогов, – Хофман заглянул в свои заметки, – почти десять тысяч фунтов.

– Это совсем немного, вам не кажется? – заметил Хейзелридж. – Значит, Абель получил – подождите – меньше четырех тысяч. И притом должен был содержать свой огромный дом в Кенсингтоне – а я слышал, что у него ещё и дом в деревне.

– Поместье в Кенте, – поправил Хофман. – Можно сказать, небольшая ферма, две-три сотни акров.

– М-да. Я полагал, что он зарабатывает куда больше. Как все это выглядит по сравнению с доходами десятилетней давности?

– Медленный, но заметный спад. В 1938 чистая прибыль была около пятнадцати тысяч.

– Но, я полагаю, он был платежеспособен?

– На такой вопрос я сразу не отвечу, – осторожно сказал Хофман. – Мог иметь долги, о которых мы ничего не знаем. Но я полагаю, что скорее всего был.

– Есть какие-то реальные сомнения по этой части?

– Дом в Кенсингтоне и поместье в Кенте все в долгах. Несомненно, при нынешних ценах на дома и земельные участки ипотеку он выплачивать мог. Но только-только.

– А другое имущество?

– Только текущий счет в банке. Как я говорил, на этом этапе трудно пока сказать точно. На сегодня в банке около четырех тысяч фунтов.

– Гм. – Все это явно не соответствовало представлениям Хейзелриджа о старшем партнере известной адвокатской конторы. – Вам это не кажется странным? Точно знаете, что нет каких-нибудь ценных бумаг, каких-то инвестиций?

– Не нашел ни следа, – подтвердил Хофман. – Большинство позиций его банковского счета пояснений не требует. Доход из прибыли фирмы, регулярные расходы по хозяйству, расчеты с поставщиками, клубные взносы и так далее. Все учтено весьма методически. И ещё ежеквартальные выплаты в сорок восемь фунтов, два шиллинга и шесть пенсов, которые я не могу объяснить. Видимо, страховой взнос.

Хофман был здесь не для того, чтобы высказывать комментарии или догадки. Его интересовали только факты. А цифры и есть факты. Их можно собрать и привести в должный порядок; их можно складывать и вычитать. И когда-нибудь потом кто-то скажет, каков конечный результат. Но не мистер Хофман.

– Я скажу вам прямо, – начал Хейзелридж, – что хочу знать, не растрачивал ли Абель Хорниман деньги своих клиентов. Вы же знаете, нам сразу пришло в голову, что он мог растратить деньги из вполне конкретного источника – из наследства Ишабода Стокса. Если окажется, что там все в порядке, я хочу знать, как обстоит дело с остальными фондами, которыми он управлял, и с наследствами, опекуном которых он был. Со всем, откуда мог черпать чужие деньги.

– Нынешняя система учета в юридических фирмах, – заметил Хофман, была разработана для того, чтобы воспрепятствовать такого рода мошенничествам, и уж если не помешать, то легко раскрыть. Уверяю вас, если где-то что-то не в порядке, очень скоро мы это узнаем.

– Не сомневаюсь, – кивнул Хейзелридж. – Но не забывайте, что мистер Абель Хорниман был знаменитым юристом. И что он был человеком методичным и пунктуальным.

Хофман ничего не ответил. Сам он тоже был человеком методичным и пунктуальным, но не считал нужным напоминать об этом.

Когда Хофман уже собрался уходить, комиссару в голову пришла вдруг новая мысль:

– Вы говорите, поместье Абеля в Кенте? Именуется оно случайно не Стэнтон или Стэнкомб?

– Насколько я помню, – сказал Хофман, – именуется оно Крокэм Корт. Но я уточню.

– Нет, не нужно, – махнул рукой Хейзелридж, – это просто так пришло в голову.

VI

– Я не мог не заметить, – сказал Эрик Даксфорд Боуну, – что инспектор испытывает к вам особое доверие. Вы наверняка были знакомы раньше.

– Он приятель одного моего приятеля, – съосторожничал Боун.