Бедняга Смоллбон. Этрусская сеть

На рассвете их окружило человек тридцать партизан. Немцев было семь или восемь, они спали в сарае, выставив часового. Гвидо, бывший мясник, который хвастал, как он ловко обходится с ножом, часового снял, но что-то сделал не так и тот успел вскрикнуть. Через несколько секунд немцы в сарае уже были на ногах и начали палить в ответ. Через несколько секунд! Все залегли, дожидаясь, пока те не начнут выскакивать из сарая. Раненый пытался уползти, а партизаны были настолько слабыми стрелками, что добили его только десятым выстрелом.

Кто, собственно, выпустил решающие пули? Не Марко ли, нынешний благополучный политик? Но кто-то это сделал, и через пять минут сарай был объят пламенем.

Немцы предпочли сдаться, а в сарае нашли молодого солдата, совсем мальчишку, с простреленными ногами, на котором горела форма и тело. Он был как этот омар на блюде, с красной скорлупой вместо кожи, местами обугленной дочерна… К счастью, умер он очень скоро, ведь врача не было…

- Брук, вам плохо?

- Я о нем позабочусь, - сказала Элизабет. - Ешьте, пока омар не остыл, он дивный.

А мою тарелку поставьте в духовку.

Элизабет здорово вела машину. По дороге домой он уже отошел. Прошлое исчезло и он снова осознал себя в сегодняшнем дне.

- Извините меня. Давно такого не было. Доктора придумали для этого какое-то название, что-то связанное с кровообращением в мозгу. Это психосоматическое явление.

- Что это значит?

Машина стояла перед его домом, но ни один из них не спешил выходить.

- Врачебный жаргон. Это значит, что приступ вызван не физическим воздействием, а просто мысли о прошлом одолевают меня и уходят в разнос, и я вдруг вижу, что не могу их остановить…

- И в результате - авария. - Оба рассмеялись. - В чем же дело на этот раз? Или не помните?

- Разговор о немцах, - и встреча с мэром - да, и этот омар…

- Омар?

- Не хотелось бы объяснять. Это страшно.

- Лучше не надо, - согласилась Элизабет. - Не хочу до конца дней своих содрогаться при виде омаров, я их обожаю. С вами уже все в порядке?

- Конечно. Когда приступ проходит, я как огурчик, - в доказательство он шустро выскочил из машины. - И есть хочется.

- Тогда возвращайтесь к нам.

- Если не возражаете, лучше нет. Тина мне что-нибудь найдет.

Тина встретила его у двери, вся в не себе.

- Что случилось? Почему вы так рано вернулись? Вам нехорошо?

- Да, мне стало нехорошо, - признался Брук, - но не стоит беспокоиться.

Тина расплакалась.

- Ну ладно, Тина, - повторял Брук, - ничего не случилось. - Неловко похлопал её по плечу. - Что станет с моим обедом, если вы будете поливать спагетти слезами?

- Вы голодны? - Она тут же повеселела. Сию минуту все будет готово. Поешьте салат, пока сварятся спагетти.

«- Еда, - подумал Брук, - вот женское средство против всякого зла. Устал - ешь!

Неприятности - ешь! Умираешь - так умри с полным желудком.»

Элизабет домой не торопилась. Когда вернулась, все уже вышли из-за стола и пили кофе.

- Омар в духовке, - сказала Тесси.

Элизабет содрогнулась.

- Вы меня простите, если я не буду? Только чашечку кофе.

- Как там Брук?

- Уже хорошо, папа. Эти приступы у него с тех пор, как умерла жена.

- Печально, конечно, в его возрасте потерять жену, - заметил мэр. - Но он молод, женится снова. Он из тех, кто не может без женской заботы.

Сэр Джеральд спросил:

- Что случилось с его женой? Я слышал о каком-то несчастном случае?

- Это было вот как, - начал Том Проктор. - Однажды вечером она возвращалась домой в машине и в неё врезался грузовик. Не было никаких сомнений, что грузовик превысил скорость, какой-то фермер, ехавший поблизости, говорил, что гнал как сумасшедший. Я думаю, водитель просто спешил домой, чтобы успеть к своей любимой телепрограмме. На повороте выехал на середину, - дорога была неширокой, слишком поздно увидел машину и даже не успел затормозить. Миссис Брук скончалась через двадцать четыре часа в больноце, с водителем ничего не случилось. - И Том Проктор добавил голосом, звучавшим удивительно бесцветно: - Она была беременна.

- Надеюсь, он получил по заслугам, - сказал мэр.

- В Англии такого не бывает. Его профсоюз нашел ему хорошего адвоката.

Свидетелей катастрофы не было, только следы на шоссе и разбитые машины, а это всегда можно толковать по-всякому. Его оштрафовали на двадцать пять фунтов за опасную езду, деньги внес профсоюз. А Брук решил, что в Англии он жить больше не сможет.

- Это ужасно, - сказала Элизабет, склонившись над чашкой кофе. Она едва сдерживала слезы.

- Это было нелегким решением, - сакзал Проктор. - Брук - англичанин до мозга костей. Собственно, он - живой анахронизм, точно таким европеец девятнадцатого века представлял английского джентельмена. Неразговорчивый, убежденный, что англичанин во всех отношениях на двадцать процентов превосходит всех остальных вместе взятых, до отвращения честный, прямой, упрямый и несимпатичный.

- Вы не справедливы, - возразила Элизабет.

- Обижаете, дорогая мисс Уэйл, - сказал адвокат. - Я не говорил, что Брук таков, я сказал, что он производит такое впечатление. У этой медали есть и обратная сторона. Недаром его дедом был Леопольд Скотт…