Бедные, бедные взрослые дети

– Ты не задумывалась, почему эта работа есть у меня, а не у какой-нибудь другой женщины? Полон город безработных теток, с независимостью этой клятой и войной. А у меня работа есть! А, значит, у всей нашей семьи есть деньги и еда. Не задумывалась откуда все на столе у вас берется и чем я за это плачу? Вы как отец ваш: за стол сели, поели, а что откуда и почем – вам не интересно.

Наташе было стыдно смотреть на мать и она фокусировала взгляд на обложке сигаретной пачки, где два чувака в высоких молдавских шапках cusma, сидя спиной друг к другу, играли на дудках. Совсем недавно такое было возможно, молодые мужчины не убивали друг друга, а могли сесть рядом, не говорить о политике, а просто болтать и играть на дудке.

– То есть, получается…

Она тянула, не заканчивала фразу. Потому, что знала, какой мать даст ответ. И тогда придется признать, что мать ее – проститутка. Как соседская Верка, которая спит с мужчинами за деньги. Наташе старшие девчонки давно еще объяснили, что если женщина за деньги в постель с мужчиной ложится, то это проститутка. Ее мать – проститутка? Как гулящая Верка? Так, что ли?

– То есть, получается… Ты с ним за деньги спишь? – все-таки выговорила свой вопрос она.

– За деньги?! Да не за деньги, дура ты малолетняя. Деньги сейчас – тьфу, бумажка. А за жизнь вашу, за возможность всей семье ноги с голоду не протянуть. Тьфу, вырастила дуру на свою голову!

И мать, не докурив сигарету, потыкала ею в рядом стоящий большой тополь, выкинула окурок, взяла сумки и ушла, оставив Наташу терзаться вопросами на лавочке в одиночестве.

Как это «за жизнь вашу»? А за свою собственную? То есть, получается, вроде как они виноваты во всем, Наташа, Михай, отец, что мать с Азизом спит? Но тогда нечестно получается: мама же их не спрашивала, не предупреждала. Дескать, вы есть хотите? Но имейте в виду, что мне за это с Азизом в ларьке трахаться придется, согласны? И теперь что делать? Эта еда вся съедена и даже выкакана давно, и тут такая новость. И получается, что они все виноваты, так как молча ели и соглашались, хотя их никто и не спрашивал.

Наташе было ужасно обидно от этого разговора. Во-первых, потому, что мама как гулящая Верка получается. Во-вторых, мама как-то так всё вывернула, что вроде как всё хорошо и всё правильно она делает, и даже они ей благодарны должны быть. А она, Наташа, не хочет ей за это быть благодарной! И перед ее глазами снова и снова всплывала волосатая мужская задница, поступательно качающаяся вперед-назад.

И вот как теперь быть? Папе, конечно, ничего рассказывать нельзя. Ну, это несложно – он последнее время дома не бывает, показывается редко и разговаривать с ней, с Наташей, не рвется. Так, бывает, иногда с Михаем о чем-то накоротке пошепчутся и все.

А Михаю, ему-то рассказывать? Наташу передернуло от одной мысли о том, что ей как-то придется формулировать эту историю брату и даже, возможно, отвечать на его вопросы. Да что она, в конце то концов, обязана, что ли?! Не её это дело, и не будет она в это лезть, пусть сами разбираются. Мама захочет – расскажет. А ей самой лучше побыстрее забыть про эту историю. У взрослых вечно так: вначале вроде одно, а потом рраз – и уже совсем другое. Как у фокусника в передвижном цирке, куда родители водили ее и Михая пару лет назад: тот разрезал ленту на много маленьких кусков, потом мял их у себя между ладонями, дергал за кончик и под гул восхищенной публики целая лента спадала на пол блестящими кольцами.

Одно Наташа решила точно, прямо там, в кустах во дворе, глядя, как на земле тихо тлеет бычок от недокуренной матерью «Дойны»: никогда! Никогда в жизни ничего подобного у нее в жизни не будет! Она сама будет хозяйка своей жизни. И никакой зависимости, от мужчин – особенно, у нее не будет. И от денег тоже. Еще непонятно как все это исполнять, но уж она придумает. Будет жить как сама решит и как захочет. И детей заведет только тогда, когда точно будет знать, что прокормит их вне зависимости от того, будет ли у нее муж и чем он будет заниматься. Как мама Сашко Плоешту, которая и до всех внезапных событий в Молдове была ого-го какой важный человек, в местном дубоссарском райпотребсоюзе бухгалтерией заведовала, и сейчас не пропадает: поговаривают, что вся дубоссарская контрабанда из Румынии под ней. Вот такая же будет Наташа: сильная, строгая, чтоб все боялись, и богатая. Только толстой такой, как тетя Домника Плоешту, пожалуй, она не будет. И золотых зубов полный рот, как у нее, Наташе тоже не надо.

Ну, не было в тот момент рядом с ней человека, который объяснил бы Наташе, что и за вот эти вот загаданные возможности тоже придется платить. Чем, когда и как – это жизнь позже предъявит. Вообще за всё в жизни нужно платить. И куда больше Наташу будет занимать не заползание на позицию «царь горы», откуда так удобно править своей жизнью, а соразмерность покупки и платы за нее.

* * *