Бедные богатые девочки, или Барышня и хулиган

…Приехали санитары и вынесли Папу из дома. Водитель не смог въехать в занесенный снегом двор, и машина «Скорой помощи» ждала на улице.

Соня с Дашей проводили его до машины и долго стояли у подъезда. Вернувшись домой, Даша позвонила в маленький северный город, сказала:

– Берточка, только что умер Папа, – повесила трубку и не двигаясь просидела в кресле у телефона до утра.

– Тетя Ада, ночью умер Папа.

Ада зарыдала в трубку в ту же секунду, как будто нажали на кнопку, и через полчаса уже была около Сони, с сухими глазами бесконечно повторяющей одну фразу: «Я не знаю, что делать».

– Это кафедра? Я – Даша Коробова. Папа не придет сегодня на лекции, он умер.

– Что?! Как это умер? Это что еще за шутки!

Сотрудники кафедры появились дома очень быстро после Дашиного звонка, ведь от института до Садовой совсем близко. Кто-то остался на лестнице, а человек десять с растерянными лицами неловко топтались в прихожей, не зная, что сказать. Только одна, знакомая Даше в лицо женщина проговорила срывающимся голосом: – Мы подумали, это какая-то ошибка, перепутали и позвонили нам на кафедру… Или кто-то хулиганит… боялись идти к вам. Придем, а это ошибка! Этого же не может быть!

Они и сейчас не верили, что Папы здесь нет, незаметно посматривали в глубь квартиры. Даша тоже не знала, что с ними делать, постояла еще минуту и позвала:

– Пойдемте. – Она открыла дверь кабинета, и люди, толпой двинувшиеся за ней, увидели кресло с накинутой на спинку Папиной любимой вязаной кофтой и Папин письменный стол с разложенными бумагами. На листе с недописанной формулой лежала Папина любимая ручка…

Застыв в дверях, все молчали… Вдруг какая-то незнакомая женщина зарыдала в голос, и, смешавшись, толпа, словно по сигналу, потекла к выходу.

А Даше плакать казалось стыдно. Она никому ни за что не покажет, как ей больно, никто не узнает, какой несчастной, потерянной и непонимающей она себя чувствует. Никогда! Только вот сейчас позвонит Алке…

Она набрала Алкин номер и, ничего не объясняя, коротко проговорила «Приходи скорей» и очень тихо положила трубку на рычаг. Алка принеслась через двадцать минут и с порога возмущенно заорала:

– Что за пожар, кто-то умер?!

– Да, Папа…

…Дома опять, как два года назад на Папино сорокалетие, пахло пловом, который варили на кухне молчаливые бывшие аспиранты-узбеки. Они же привезли деньги на похороны. Соня отталкивала деньги, выставляя перед собой руки дрожащим домиком.

– Обидите нас! – невозмутимо говорили узбеки, глядя на нее влажными глазами. – Как друг умирает, обычай такой – мы помогаем!

На похоронах Даша испуганно дергалась, когда кто-то пытался ее обнять или погладить. От чужих сочувственных слов было еще больнее. Да, они искренне расстраивались сами и жалели ее и Соню. Стоя у гроба, она очень четко ощущала свою отделенность от всего мира. Даша не могла разделить с ними свою боль, потому что ее ужас и растерянность были несоразмеримы с их сочувствием, для ее страшной боли не хватило бы никакой жалости. Не могла разделить свое страдание и с Соней, потому что просто захлебнулась бы в их общей сложившейся боли. Получалось, что она была одна.

Рядом с ней, крепко держа за руку, неотлучно находился Женька, только его сочувствие можно было принять, потому что Женька – все равно что она сама.

Так они и стояли вдвоем, сцепившись руками, а когда стали закрывать крышку гроба, в котором лежал Дашин Папа, одновременно повернулись друг к другу, обнялись и заплакали оба. Как мальчик с девочкой в детском саду.

После похорон Даше был очень странный звонок.

– Дашенька, это такое ужасное несчастье, если вам с мамой нужна какая-то помощь, звони, пожалуйста, не стесняйся.

Владислав Сергеевич, Женькин отец, оказывается, помогал с продуктами для поминок, а она и не знала.

«Вот уж не ожидала такого нежного духа в его начальственном теле», – равнодушно подумала Даша.

Даша услышала, как Соня рассказывала Аде по телефону:

– Видела сегодня случайно Дашку на улице. Невозможно удержаться от слез, черная, страшная, еле бредет… Ничего вокруг не видит, прошла мимо меня и не заметила…

– А ты почему к ней не подошла? 

– Она шла одна и плакала… Может, ее врачу показать?

* * *

Шла зимняя сессия. Даша сидела, рассматривая картинки в своих лекциях по самому неприятному в эту сессию предмету – процессы и аппараты, и с тоской думала, что экзамен через три дня и пора бы начинать учить. Каждые полчаса звонил Женька и спрашивал одно и то же:

– Как там твои лекции, то есть наши лекции, а если точнее, мои лекции?!

Лекции были ему абсолютно без надобности, он просто считал, что теперь каждые полчаса надо проверять, в каком Даша состоянии, и устал придумывать для нее шутки.

Марина пришла без звонка, закурила в кресле и возмущенным голосом произнесла запутанную речь:

– Человеку, который умер, уже все равно. Больно и плохо только тем, кто живет, то есть тебе. Значит, все дело в том, чтобы справиться с собой! Какой смысл в том, чтобы так себя изводить? Ты должна понять, что сейчас ты жалеешь себя, и взять себя в руки. В конце концов, уже прошло две недели!