Так думал и мечтал Никеша, между тем как мимо него мелькали снежные искрящиеся поля, опушенные серебристым инеем березовые рощи, зарывшиеся в снежных сугробах деревнюшки. Тихой, ровной рысцой бежали крупные кормные лошади Комкова; мерно и не звучно побрякивал колокольчик; сгорбившись, опустя голову, как будто задумавшись, сидел на козлах кучер, изредка, лениво и безмолвно подергивая вожжами; барин спал крепким сном, убаюканный покойной ездою. Как видно, никто не торопился домой: ни господин, ни кучер, ни лошади. Но наконец вдали показалась и деревня Комкова. На гладком, неоглядном, теперь белом от снега поле стояла она вместе с господской усадьбой. Не было кругом ни деревца, ни кустика, только за барским домом торчала небольшая рощица. Деревня была расположена без всякого порядка, случайно, как попало. Тут два-три дома столпились в кучу и только что не лезли один на другим, там дрянная избенка выбежала вперед всех и остановилась середь дороги, точно совестно стало, что выскочила, не знаемо зачем, вперед других, а здесь целый ряд домов повернулся задом к другим, оборотясь лицом в чистое поле и подставивши свои подслеповатые окна прямо под ветер и всякую лихую непогоду. Господская усадьба отделялась от деревни пустырем и тоже, как видно, выстроилась не по плану расчетливого и предусмотрительного хозяина, а так себе, как случилось, как Бог привел. Рядом с барским домом стояла конюшня и баня, а до кухни было добрых четверть версты; зато кладовая и сушилка, из которых, в летние жаркие дни, по старинному русскому обычаю, вытаскивалась и развешивалась для просушки всякая дрянь, красовались прямо перед окнами гостиной и залы. Дом был большой, одноэтажный и низенький, как видно, давно не видавший на себе заботливой руки хозяина; крыльцо пошатнулось, у иных окон ставней совсем не было, у других оставалось по одному ставню, но и те были не подперты, а стучали по воле ветра то в оконную раму, то в стену, жалобно скрипя на заржавленных петлях; в некоторых окнах вместо стекол виднелась даже синяя сахарная бумага. В перилах на террасе половины балясин вовсе не было, да и самые перила покачнулись. Все это, бывало, заметит Комков, приезжая из гостей и случайно взглянувши на дом, позовет приказчика и скажет ему:
– Что это, братец, все у нас развалилось, все покривилось, даже стекла не вставлены… Совсем ты не занимаешься делом… Исправить все…
– Слушаю-с! – ответит приказчик, да тем дело и кончится.
А Комкову скучно и говорить об этом в другой раз, особливо если присмотрится, только разве подумает: экой мошенник, ведь вот ничего не исправил, а сказал «слушаю-с!».
– Приехали!.. Извольте выходить… – сказал кучер Комкова, остановившись у крыльца и медленно слезая с козел.
– Яков Петрович!.. Приехали… Вылезайте… – повторил он, стоя около спящего барина.
– А!.. Приехали!.. Ну, вынимай… – отозвался Комков, протягивая руку, за которую кучер и начал тянуть его из саней.
Никеша поспешил выскочить и подхватил Комкова под другую руку.
– А! Вот спасибо, брат!.. Я и забыл, что ты со мной! – сказал Комков, увидя Никешу. – Ну что, ты вздремнул ли дорогой?
– Никак нет-с!
– Что же ты делал?
– А так, ничего… Все на дорогу смотрел.
– А я так, брат, славно всхрапнул, – говорил Комков, поднимаясь на крыльцо, – даже сон приснился… и как ты думаешь: Парашу видел во сне… будто бы… Этакая гадость!.. Каковы скоты, никто и не встретит!.. Верно, ни одного человека нет в комнатах…
Он не ошибся. Никеша отворил дверь в прихожую, он же должен был снимать шубу с Комкова, потому что прихожая была пуста.
– Эй, есть ли кто там! Люди! – кричал Комков, но ответа не было. – Каков народец, Осташков! Во всем доме ни одного человека нет!
– Да уж это на что хуже… Как можно пустой дом покидать: долго ли худому человеку зайти…
– Канальи народ! Совсем избаловались… Попрошу Тарханова, чтобы всех переколотил: он мастер на это. Пойдем, братец, в кабинет: там потеплее.
Когда Комков оставался в доме один, он почти не выходил из кабинета: в нем лежал целый день, обедал, ужинал, читал и спал ночью. Это была большая комната. В ней у двух стен стояли просторные мягкие диваны: на одном из них Комков проводил день; другой диван, на котором был положен пуховик и несколько подушек, служил ночным ложем Комкова. Перед диваном стоял раскрытый ломберный стол; несколько кресел, письменный стол с чернильницей без чернил и разбросанными беспорядочно газетами, шкаф для платья, которое, впрочем, никогда в него не вешалось, а лежало по стульям и столам, довершали убранство комнаты.
Войдя в кабинет, Комков тотчас же лег на диван.
– Дай-ка, брат, подушечку оттудова, с того дивана! – сказал он Осташкову. – Да поищи, пожалуйста, не найдешь ли там кого из этих мерзавцев. Вот, братец, и много прислуги, да никого нет… Этакие шельмы…
В эту минуту в кабинет вбежал слуга Комкова и вслед за ним другой.
– Где вы живете, скоты этакие? Барин приехал, некому встретить, дом пустой, во всем доме никого нет. Где вы были?
– Обедали-с!
– Обедали… так, я думаю, можно бы кому-нибудь остаться, не всем вдруг уходить?…