Бедные дворяне

– Да ведь не скоро уломаешь и взойти-то, коли чужой мужчина в дому: уж очень она у меня на счет этого осторожна… Вот погодите – велю самовар подать – чай уж поспел.

Прасковья Федоровна вышла и велела дочери подавать самовар, причем подтвердила опять, чтобы она в избе долго не оставалась, а пуще всего на жениха бы прямо не смотрела, а разве взглянула бы как-нибудь бочком, или исподлобья, чтобы ни он, ни тетка того не заметили. В то же время Наталья Никитична внушала племяннику, чтоб он высматривал невесту хорошенько, да помнил бы, что ему другой такой не найти, и всеми мерами старался бы понравиться матери, как она его учила и дома. Потом она провела рукою по лоснящимся от скоромного масла волосам жениха, выправила из-под кафтана концы бумажного цветного платка, которым повязана была его шея, и, подтолкнувши в бок, велела сидеть попрямее и веселее смотреть. Вслед за тем в избу вошла Катерина, неся за ручки ярко вычищенный, хотя старый и помятый, самовар.

– Вот и дочка моя! – сказала Прасковья Федоровна, следуя за ней.

– Здравствуй, моя красавица, – проговорила Наталья Никитична, вставая и целуясь с нею. – Узнала ли меня? Помнишь богомолку-то: приходила ономнясь?[3]

– Очень помню-с? – отвечала Катерина, не поднимая глаз.

– А вот теперь я к вам в гости приехала, да еще и с барином… Кланяйся, Никеша! – прибавила она, обратясь к племяннику, который смотрел выпуча глаза на невесту. Никанор привстал и неловко, как медведь, поклонился, и потом опять сел, повернул шеей, как будто для того, чтобы обратить внимание на свой красный шейный платок, и с самодовольной улыбкой уперся руками в колена. По осклабленному лицу его можно было видеть, что невеста ему понравилась. Катерина, молча и не поднимая глаз, ответила на поклон Никеши и невольно покраснела.

– Ну, уж и зарделась! – со смехом проговорила Наталья Никитична, торопливо и в ласку подтолкнувши в плечо Катерину. – Ах вы, девки, девки молодые!..

Катерина отошла и села в сторонку, откуда успела, однако ж, взглянуть на жениха, и тотчас же отвернулась к окну.

– А вы сами-то вдова или девица? – спросила Прасковья Федоровна, чтобы что-нибудь говорить.

– Девка, матушка, сызмальства девка… – отвечала тетка, «и детей ненашивала», хотела было она прибавить, но остановилась, смекнувши, что эти слова могли обидеть хозяйку. – Вот только и дал Бог дитятко! – сказала она, указывая на Никешу. – Мать-то, как умирала, мне на руки отдала…

Катерина, взглянувши еще раз на жениха, встала и ушла вон из избы, следуя наставлению матери.

– Ну, вота, уж и ушла: и наглядеться на себя не дала! – заметила Никитична. – Ну-ка, Прасковья Федоровна, давай говорить делом: уж нечего нам друг перед другом лясы точить…

– Да об каком же это деле, Наталья Никитична?… Кажется, у нас ничего нет… Вот не угодно ли чайку? Кушайте-ка.

– Ну что, матка, привередничать? Уж пойдем на чистоту. У тебя товар – у меня купец, коли мой купец тебе не противен, а наш товар вам надобен, и по мысли, и по сердцу.

– Я вам на это, Наталья Никитична, ничего не скажу: первое, что я ничего не слыхала от ихнего родителя и даже вида его не видала.

– На счет этого не беспокойся: отец против меня не пойдет. Я в Никеше полная хозяйка: я ему заместо матери родной… Я его выпоила, выкормила, я его и женить хочу.

– Погодите, Наталья Никитична. Второе дело: вы люди благородные, а в благородных домах ведется, чтобы сам жених себе невесту выбирал, по своему по сердцу и по вкусу; ваше дело – не мужицкое, что нашел отец или мать девку работящую, говорит сыну: женись, потому работница в дому нужна; он и женится… Ваше дело другое… А я еще от Никанора Александрыча ничего не слыхала… Может быть, они и не захотят взять невесту из такого низкого рода… А я не хочу после слышать этакого упрека от жениха, чтобы он мне мог сказать, что его женили на моей дочери поневоле… Как вы полагаете, Никанор Александрыч, дело я говорю?

– Отвечай, Никеша.

– Это, как тетеньке угодно, потому я завсегда должен повиноваться, так как она мне вместо матери родной…

– Да это все очень прекрасно, что вы говорите, да есть ли на то ваше-то собственное желание?

– Ну говори, Никеша, по сердцу ли тебе невеста, желаешь ли ты ее?… Кланяйся да попроси.

– Не оставьте… Очень желаю… – проговорил жених, вставая и кланяясь.

– Очень вам благодарна за вашу честь… Теперь я слышала от вас ваше желание и, можно сказать, просьбу, и опять-таки я вам ничего не могу ответить.

– Что же, матка, Парасковья Федоровна, напрасно ты нас уж так ни во что полагаешь… Неужели уж этакой парень в самом деле последний, что не стоит он твоего ответа?…