Бедные (Империя - 2)

Никто не ответил. Даже Динкль растерялся. Как же, зять главного директора спрашивает, хорошо ли им здесь живется, вместо того чтобы пренебрежительно обронить: вы, вероятно, отлично здесь живете! В наступившей тишине взгляд адвоката Бука наткнулся на сдвинутые брови Бальриха. Бук отвел было глаза, а потом настойчиво стал ловить взгляд рабочего, чье лицо мало-помалу становилось спокойнее под мягким взором блестящих карих глаз адвоката. Бук кротко сказал:

- Вы, конечно, предпочли бы жить на вилле "Вершина"... - И, будто этого неслыханного заявления все еще было мало, он пожал грузными плечами и смиренно заметил: - Вполне понятно, но что тут поделаешь!

Эти слова были сказаны таким тоном, точно сам он с женой и сыном занимал не целый флигель виллы "Вершина", а конуру в таком же подвале.

Затем он встал, подал всем руку и, ни на кого не глядя, бесшумно удалился, слегка загребая ногами. "Какой-то он жалкий!" - таково было мнение Динкля и Малли. Лени только презрительно фыркнула. Бальрих промолчал и вскоре ушел.

Между дядюшкой Геллертом и этим адвокатом бесспорно есть какая-то связь, и уж наверно это та старая история с деньгами. Теперь Бальрих больше не сомневался. Он прихватил в закусочной бутылочку водки, проник через калитку в сад Клинкорума и заявился к маляру. Водка, впрочем, оказалась излишней, ибо Геллерт был уже сильно на взводе и, сидя за бутылкой, что-то мурлыкал себе под нос. При виде Бальриха старик пропел: "Старик Геллерт не дурак! Это все подстроил ты!"

- Что я подстроил? - удивился Бальрих.

- Да встречу с Буком. Это же не случайность, - настаивал Геллерт, - но мне дела нет до Бука. Откуда мне его знать? Когда я как-то был у его отца, молодой Бук еще в платьице бегал.

- Ага! У его отца!

Геллерт, перепугавшись, стал предлагать ему выпить.

- Так ведь отец умер, - сказал он, глядя на стакан. - Чего тебе сдался покойник? В те времена, правда, у каждого было дело к нему. Главный воротила в городе... В те годы я и старик Геслинг были еще молокососами. А потом сын Геслинга, - Геллерт провел рукой по горлу, - без ножа зарезал его. Отобрал деньги, акции, чины, и теперь он куда влиятельнее, чем был старый Бук.

- Но молодой Бук - какой-то жалкий, - в мрачном раздумье повторил Бальрих мнение сестры.

Геллерт захихикал.

- Сперва дал себя зарезать, а потом женить. Самый здоровенный боров, и тот не выдержит.

Бальрих пододвинулся к нему.

- Ну, дядя Геллерт, а теперь выкладывай все.

И так как старик вновь съежился, Бальрих схватил его за руку.

- Нет, тебе не отвертеться. Я знаю слишком много. И притом я твой внучатый племянник. Кому больше всего хочется, чтобы ты разбогател, дядя Геллерт? Как ты думаешь? Ну, конечно, тому, кто будет твоим наследником, верно?

Старик, мигая, исподлобья глядел на него.

- Зря надеешься. Тут тебе ничем не разжиться! Ты понимаешь, какая ты вошь по сравнению с Геслингом?

- Скажи мне, что у тебя было со старым Буком. Может, эта вошь и вырастет!

И Бальрих тряс и тормошил старика до тех пор, покуда тот не заговорил. Да, он пришел тогда к старику Буку на Флейшхауэргрубе, в его старый дом, где ступеньки лестницы были обшмыганы всем населением города. Этот почитаемый всеми человек должен был помочь ему вернуть присвоенные Геслингом деньги. И Бук сделал все, что было в его силах. Он вызвал к себе старого Геслинга, и Геслинг написал...

- Написал? - глухо повторил Бальрих.

- Да. Письменно подтвердил, что в его дело вложены мои деньги и часть доходов должен получать я.

- Где это письмо?

- Копия, которую тогда же сделал Бук, вот тут, у меня. - И Геллерт вытащил копию из комода. - Он выслал ее мне, когда я скитался, и заверил, что все в порядке; но беда в том, что мой компаньон и боевой товарищ Геслинг в настоящее время-де очень стеснен в деньгах и так далее и тому подобное.

Однако Бальрих не слушал: он был погружен в чтение письма. Затем тяжело вздохнул.

- Это копия. Ей никто не поверит. А где само письмо?

Старик осклабился.

- Письмо моего старого боевого товарища? Да, наверно, в бумагах адвоката Бука. Ведь его дом был набит бумагами.

- А куда делись бумаги?

Старик, снова осклабясь, пододвинулся к Бальриху совсем близко.

- До меня дошли слушки...

Вдруг он рванул на себе пуговицы, распахнул куртку, обнажив грудь. Лицо его пошло лиловыми пятнами, и он завыл:

- Все пропало! Молодой Бук сжег все бумаги!

Бальрих оцепенел. Геллерт начал машинально застегиваться.

- Еще стаканчик, - предложил он.

Бальрих выпил.

- Что ж! Я пошел домой.

Дойдя до двери, он наткнулся на косяк и упал, но тут же поднялся.

Но он не пошел домой, а свернул на улицу, которая вела к вилле "Вершина". Липы благоухали, теплый ветерок обвевал лицо. Пышным летом стала недавняя скупая весна, когда он начал жить, надеяться, желать, да, жить. А если всему этому конец, если все остается по-прежнему, то лучше умереть.

- Нет, так не будет! - крикнул он, словно бросая вызов ночному мраку.