Бедные (Империя - 2)

- Недаром ты мой друг... Почему ты никогда не ходишь танцевать в Бейтендорф? Пришел бы хоть разок! Ты бы увидел, как защищаю я вместо тебя Лени! Никто не смеет к ней подойти слишком близко! - воскликнул он вызывающе и потом небрежно добавил: - А что касается моих кузенов Геслингов, то я их презираю. Презирай и ты!.. Или ты боишься, что они тебе напакостят? - с тревогой заметил он.

Бальрих пристально посмотрел на Ганса. Как всегда, когда подросток хотел слукавить, на его тонком личике появилось выражение притворной невинности.

- Наверно, и тебя твои товарищи восстановили против меня. Плюнь! У нас дома про тебя говорят, что ты подкуплен - только не знаю кем и для чего.

Рабочий в ярости сжал кулаки, а мальчик подпрыгнул от радости, забежал за стол и крикнул оттуда:

- Вот видишь! - Но тут же постарался задобрить Бальриха: - Да что бы мне ни говорили, я-то знаю тебя. Мне ты можешь открыть все.

Схватив свою тетрадь и показав другу длинный нос, он убежал.

Однако за дверью Ганс налетел на какую-то женщину. Это была Тильда. Она затащила его под лампочку и решительно спросила:

- Что он там делает? Я хочу знать.

- Бальрих? - спросил Ганс Бук, растерявшись. - Сейчас он учит греческий...

- Да он с ума сошел! - воскликнула Тильда так громко, что по коридору раскатилось эхо. - Он совсем перестал спать, я же вижу, потому что и сама не могу спать. Ни с кем не разговаривает, завел какие-то секреты. И мне все наврал. Пусть только выйдет! - крикнула она, повернувшись к его двери. - Я все выложу ему.

Появился Бальрих. Несколько женщин, спускавшихся и поднимавшихся по лестнице, остановились на ступеньках. Среди них была и Польстерша.

- Что ж, Тильда правду говорит, - обратилась она к ним. - Он наплел ей про какую-то машину, будто занят ее усовершенствованием. Но мы обшарили всю его комнату...

Бальрих накинулся на нее, - да как она смела? Но она - заявила, что имеет на то полное право - и Тильда тоже.

- Коли человек спятил, надо же узнать, в чем дело.

Свидетельницы этой сцены согласились с ней. Конечно, она имеет право. Только это все же дело семьи.

- Динкль должен навести порядок...

- Ладно, - сказал Бальрих, - мы пойдем к Динклю. Я и Тильда. А вас это не касается.

Женщины притихли, только Польстерша никак не унималась. Бальриху было стыдно перед Гансом. Да, видно, объяснения с семьей не миновать. Но для этого необходим и Геллерт.

- Ганс, - решительно сказал он. - Я сделал за тебя твой урок, а ты сейчас же раздобудь мне старика Геллерта.

Ганс стрелой вылетел из комнаты. Бальрих, Тильда и Польстерша в глубоком молчании пустились в путь по бесконечным темным лестницам, без ковровых дорожек, по коридорам с сотнями дверей, унылым, как в больнице, с окнами без занавесей, за которыми стоял хмурый зимний рассвет, такой же безрадостный, как жизнь бедняков. "Вот она, наша участь", - думал Бальрих, которого оторвали от учебника греческого языка.

Дойдя до площадки, где жили Динкли, он увидел открытую дверь и выбежавшую из комнаты Малли.

- Нет, я все брошу! Не могу я так жить! - визжала она и чуть не сшибла с ног Польстершу, которая тоже взвизгнула. Бальрих пытался задержать Малли, но она вырывалась изо всех сил и продолжала кричать, что все бросит. Когда она, наконец, замолчала, из комнаты донеслась ругань Динкля и детский рев.

- Почему ты держишь меня? - всхлипывала Малли. Бальрих показал на окно, за которым серело тусклое утро.

- Броситься в окно и то лучше! - стонала она. Тогда Бальрих спросил:

- Динкль обижает тебя? - И в голосе его прозвучала угроза.

Но она схватила брата за руку и умоляюще заговорила:

- Динкль не виноват! И дети тоже, хотя они и замучили меня.

- Тогда пойдем, так продолжаться не может. - И он повел ее домой.

Динкль шлепал ребенка. На полу посреди комнаты стоял грязный таз для умывания.

- Вот так начинается день, - сказал Динкль. И когда на минуту наступила тишина, послышалось блаженное чмоканье ребенка, который, лежа на комоде, шевелил ручонками.

Малли вынесла умывальный таз, затем с помощью Польстерши принялась одевать и причесывать детей. Динкль, будучи не в духе после этой сцены, сердито напустился на шурина.

- А-а, господин Бальрих? Наконец-то удостоили нас своим присутствием. Скажите, какой скрытный? Разбогатели, да? Зарабатываете денежки, как Яунер?

Бальрих чуть не вспылил, но сдержался.

- Скоро ты сам поймешь, Динкль, какой ты дуралей.

- А ты, - вскипел Динкль, - зубришь латынь, как буржуй. Поэтому и Тильду не знаю до чего довел, негодяй. - И он указал на Тильду, которая стояла тут же, закрыв лицо передником. - Дядя Геллерт рассказал нам кое-что про тебя.

- Вот пусть он и скажет это вам, - громко заявил Бальрих, обращаясь к старику маляру, стоявшему в дверях.

Тот хотел было тут же повернуть назад, но Ганс втолкнул его в комнату. Затем барчук повел носом, но в комнате пахло только что вставшими с постели людьми, а не той, кого искал его взгляд. Все же Лени, наконец, вышла из своей конуры. И Ганс Бук, расталкивая всех, устремился к ней.