Бедные-несчастные

— Разумеется, но даже в домах богачей, насколько я знаю, ревущие груднички, запуганные годовалые дети и унылые подростки — обычное явление. Чтобы дети могли вытерпеть все тяготы малолетства, природа наделяет их громадной душевной гибкостью, и все же эти тяготы превращают их потом в слегка ненормальных взрослых, либо судорожно хватающихся за власть, которой им раньше недоставало, либо, чаще, судорожно от нее отшатывающихся. А Белла (почему я и думаю, что ты был прав, жалея Парринга) наряду со всей гибкостью детства обладает всей статью и силой роскошной женственности. Когда она только открыла глаза, ее менструальный цикл уже шел полным ходом, и она никогда не знала ни отвращения к своему телу, ни страха перед своими желаниями. Не пройдя школы трусости, какую проходят все маленькие и зависимые, она говорит, чтобы выразить свои мысли и чувства, а не чтобы их скрыть, и поэтому не способна ни к какому злу, рождаемому лицемерием и ложью, — то есть вообще почти ни к какому злу. Ей недостает только опыта, особенно опыта в принятии решений. Парринг — ее первое крупное решение, но она не питает на его счет никаких иллюзий. Миссис Динвидди зашила достаточно денег в подкладку ее костюма, чтобы она не испытывала нужды, если они с Паррингом вдруг расстанутся. Я больше опасаюсь, что ее заинтересует кто-нибудь другой и вовлечет ее в авантюру, которую мы не можем даже себе представить. Правда, послать телеграмму она умеет.

— Ее самая большая беда, — сказал я (на лице у Бакстера тут же выразилось возмущение), — это детское восприятие времени и пространства. Короткие промежутки кажутся ей огромными, но, с другой стороны, она пытается сразу получить все, что хочет, независимо от того, как далеко предметы ее желания отстоят от нее и друг от друга. Она говорила так, словно помолвка со мной и побег с Паррингом — события одновременные. Мне не хватило духу сказать ей, что законы времени и пространства это запрещают. Я даже не объяснил ей, что это запрещает нравственный закон.

Бакстер пустился было в рассуждения о том, что наши понятия о времени, пространстве и нравственности суть удобные привычки, а вовсе не законы естества, но я зевнул ему в лицо.

За окном рассвело, и подали голос птицы. Скорбные гудки скликали рабочих на фабрики и корабельные верфи. Бакстер сказал, что в комнате для гостей мне приготовлена постель. Я ответил, что через два часа мне надо быть на работе и что я хочу только воспользоваться умывальником, бритвой и расческой. Идя со мной наверх, он произнес:

— Как Белла и предсказывала в своем письме, мы говорим о ней, так что не переедешь ли ты ко мне? Я прошу об этом как об одолжении, Свичнет. Общества пожилых женщин мне сейчас будет недостаточно.

— Парк-сёркес гораздо дальше от Королевской лечебницы, чем моя берлога на Тронгейте. Каковы твои условия?

— Бесплатная комната с бесплатными же газовым освещением, угольным отоплением и постельным бельем. Бесплатная стирка твоих маломерных рубашек, крахмаленье воротничков, чистка ботинок. Бесплатные горячие ванны. Бесплатная кормежка, когда ты захочешь разделить со мной трапезу.

— От твоей кормежки мне, только подумаю, тошно делается.

— Ты будешь есть то же самое, что и миссис Динвидди с кухаркой и горничной, — простую, но прекрасно приготовленную пищу. Ты сможешь свободно пользоваться хорошей библиотекой, которая после смерти сэра Колина изрядно пополнилась.

— А взамен?

— В свободную минуту ты мог бы помогать мне в клинике. Занимаясь собаками, кошками, кроликами и попугаями, ты сможешь узнать кое-что новое о том, как лечить двуногих и бескрылых пациентов.

— Гм. Я подумаю.

Он улыбнулся, как бы показывая, что считает мое замечание пустой демонстрацией мужской независимости. Он был прав.

Вечером того же дня я взял напрокат большой сундук, уложил вещи, заплатил тронгейтскому домохозяину еще за две недели, нанял кеб и приехал на Парк-сёркес со всеми пожитками и инструментами. Бакстер никак не высказался по поводу моего появления — просто провел меня в мою комнату и подал мне телеграмму, пришедшую из Лондона несколькими часами раньше. Она гласила: «Я ТТ» (я тут), — и никакого имени дальше не стояло.

11. Парк-сёркес, 18

ЕСЛИ ВЕРНО, ЧТО ТРУДНАЯ, НО БЛАГОДАРНАЯ работа, общество умного ненавязчивого друга и удобное жилище составляют прочнейшую основу для счастья, то последующие месяцы были едва ли не лучшими в моей жизни. Служанки Бакстера начинали такими же деревенскими девушками, какой была когда-то моя мать, и хотя всем им теперь стало по меньшей мере под пятьдесят, им, думаю, нравилось, что в доме живет сравнительно молодой человек, который с удовольствием ест приготовленную ими пищу. Как я ем, они никогда не видели, потому что пища поднималась ко мне в столовую на кухонном лифте, но я часто посылал обратно вместе с пустыми тарелками дешевенький букет цветов или благодарственную записку.