Алена лишь вздохнула. Конечно, Даня уже очень большой мальчик, но как ему это объяснить?
– Тебя ведь только тетя Наташа зовет Аля, – продолжал допытываться сын. – А все остальные Алена. Значит, он знает тебя. Ты вчера мне обещала, что сегодня все объяснишь.
– Обещала – значит, объясню.
– Вот – я сижу, слушаю.
– А я стою и номер набираю! И там все время занято.
– А ты набирай и объясняй одновременно.
– А ты учись букву «р» произносить! Чем любопытничать!..
– Одновррременно! – изо всех своих сил произнес мальчик. – Теперь объяснишь?
– Фу-у… Даня… Ну подожди, сейчас я узнаю, как он себя чувствует, и потом объясню.
– А почему ты волнуешься?
– Я?… Ну ты смотри какой – глаз-алмаз!
Они взглянули друг на друга и засмеялись.
Алена услышала длинные гудки. Лишь бы сейчас ответили… Наконец послышалось:
– Говорите!
В трубке были слышны другие голоса и шум приемного покоя. Она сделала знак Даниле, чтобы тот не мешал ей.
– Здравствуйте, я хочу узнать, как себя чувствует Турчанец Денис Игоревич, он вчера поступил к вам…
– Отделение какое? – перебила ее регистраторша. – Женщина, я вам уже объяснила, что нельзя!
– Что нельзя? – растерянно переспросила Алена.
– Да не вам я говорю! У вас отделение какое?
– Не знаю…
– Не знаете, а что ж тогда звоните!
– Не вешайте, пожалуйста, трубку, – заторопилась Алена. – Ему плохо было с сердцем, его забрали на «скорой» из парка…
– Фамилия! – перебила регистраторша. Она одновременно отвечала людям в очереди, которые пытались в ее окошке узнать о своих близких. – После трех приходите, сейчас сведений нет!
– После трех? – Алена взяла карандаш, чтобы записать отделение.
– Что? Фамилия!..
– Турчанец.
Данила не выдержал:
– Мам, а почему у него такая фамилия смешная, он что – из Турции?
– Не думаю, – машинально ответила Алена.
Она услышала, как регистраторша положила трубку на стол и ответила кому-то:
– Перевели! В травму, еще вчера!
– Как перевели? – перекрикивая другие голоса, стал возмущаться какой-то мужчина. – Я же договорился!.. Завотделением сказал…
– Подождите, мужчина, подождите… – Регистраторша снова заговорила в трубку: – Женщина… Так… А ваш… скончался ночью. Девушка, я вам сказала – после трех! Дайте другим узнать! Что, мужчина, что? По очереди! Матвеева, а имя? Тут у нас может быть пятнадцать Матвеевых… В одной психушке триста человек… Что? Если я буду слова выбирать, вы у меня до утра тут будете стоять! Посидите с мое! Шестьдесят четвертого?… А как вы отчества не знаете и говорите, что родственница…
– Что?! Что вы сказали? Как – скончался? – Алена услышала частый и громкий стук собственного сердца.
– Подъезжайте, женщина, вам все скажут! – ответили ей, и в трубке раздались короткие гудки.
Алена не сразу выключила телефон, с недоумением глядя на дисплей радиотрубки. Мигает и мигает значок пустого аккумулятора… Надо зарядить… И частые, настойчивые гудки. Все, ей все уже сказали… Все, говорить больше нечего…
Алена села, несколько раз глубоко вдохнула-выдохнула, попыталась собраться с мыслями.
… Как относительно время… Со вчерашнего дня внутри нее прошло как будто несколько лет… Она ведь уже ничего не вспоминала. Почти не вспоминала. Все было понятно. Все давно прошло. Говорят, надо прожить целый год без человека, которого больше нет, – весну, лето, осень, зиму… Чтобы без него выпал первый снег, без него прошел Новый год, без него улетели и прилетели птицы и появилась первая трава весной… И когда год проходит, становится легче, жизнь берет свое.
Денис где-то жил, но его больше не было в ее жизни.
На второй год ей стало легче, почти прошли пустота, обида и боль. Малыш рос, начал ходить, говорить первые слова, и это было важнее, чем то, что нет рядом Дениса, который так всего этого и не узнал. И чем больше проходило времени, тем проще становилось. И пришла пора признаться себе: все, что было с этим человеком, – было зря, все долгие годы любви… И он вовсе не такой, каким казался Алене.
Наверно, каждый любит то, что в состоянии придумать. Влюбиться-то можно – за день и даже за секунду. А вот когда становится ясно, что собственное воображение сыграло с тобой не самую лучшую шутку, разлюбить за день невозможно. Но потом время проходит, и все становится не так важно. И уже не помнишь, как было когда-то больно.