Бедный Бобик

Раньше Дениса всегда смешила эта фраза, стоило ему представить беса, да еще огненного, сидящего внутри у маленькой хладнокровной Оксанки. А теперь он три раза повторил про себя эту фразу и правда чуть успокоился. А что, собственно, тут такого? Что он так сам себя испугал? Обычное житейское дело, воспетое в мировой литературе. Вон Отелло – чуть ли не положительный герой, по крайней мере – страдающий. Не говоря уж о Гамлете. А что – разве он пальцем никого не тронул, этот рефлексирующий бездельник и мученик? Так и правильно. Око за око. А вторую щеку пусть подставляют уроды, тем более что правой рукой по левой щеке в принципе ударить невозможно. Хорошо. Все хорошо. Мы вообще обойдемся малой кровью. Порол же Эмиль свою жену на восьмом месяце беременности, положив ее на бок. Порол за то, что она заболталась в магазине с подружкой, а он сидел дома и волновался, не случилось ли с ней что. И ничего, все живы остались. И жена, и ребенок. Любят и уважают Эмиля. Но Эмиль – хозяин. Богатый, сильный, властный, жесткий, даже жестокий, а он, Денис, – бобик. Или нет?

Он прокашлялся и махнул официанту:

– Пива еще принеси! Биар! Колд!

Лора улыбнулась одними губами, продолжая внимательно смотреть на Дениса. Он залпом выпил огромный стакан ледяного пива, с трудом отдышался и спросил:

– Простите, Лора, а выполнять… делать это будете – вы?

– Делать это будем – мы. Это такая же маленькая тайна, как и ваша фамилия, Денис… – улыбнулась Лора тонким ненакрашенным ртом, сливающимся с плоским загорелым лицом. – Вы не горячитесь сейчас, отказаться вы всегда успеете. Начнем с простой услуги, за обычный миротворческий полтинник. Вы мне излагаете суть дела, а я вам предлагаю несколько реальных вариантов… помощи. Идет? Если вас что-то устроит из предложенного, будем говорить дальше.

– Идет, – вздохнул Денис, который уже стал жалеть, что в припадке страха, кажется, поторопился, дернул Женьку, и вот уже влетел на полтинник. – Если в долларах, ничего? Шестьдесят…

Денис достал из кошелька купюры пятьдесят и десять долларов, и неожиданно к нему вернулось привычное ощущение уверенности и стабильности, которое он всегда испытывал, трогая шершавую поверхность простых, скромных купюр с неярким зеленоватым рисунком и носатыми, вменяемыми президентами.

– Понимаете ли, Лора, одна женщина…

* * *

Я боюсь… Хватит ли у меня сил… Особенно когда тебя нет. А тебя ведь больше нет со мной, да, Денис? Даже когда ты звонишь и приходишь, ты стал другим, далеким… У тебя такие чужие глаза…

Теперь, конечно, многое изменилось, и я уже не так безоглядно стремлюсь к тебе, как прежде.

Иногда меня пугают твои фантазии, я чувствую в них любопытство к запретному и равнодушие ко мне… Иногда мне кажется, что мы с тобой вот-вот зайдем за ту грань, за которой любви больше нет, а есть лишь грех, блуд… Я часто слышу эти слова в церкви. Так часто, что стала вдумываться.

Я знаю, что существует какой-то высший закон правды и справедливости. И что кусочек этого закона есть в каждой душе. Вернее, не знаю, а верю, хочу в это верить. И если его нарушать, этот таинственный закон, то обязательно будет расплата. И этот кусочек в душе будет гореть и плавиться. А если не нарушать, то расплаты не будет, хотя и награды особой не жди.

Но вера не даст мне ответа на один очень простой вопрос, который меня все больше волнует. Ответить на него можешь только ты. Но почему-то не хочешь. А если бы ты мне задал этот же вопрос, я бы тебе просто ответила: «Я тебя люблю».