Бедный Енох

Заслышав же, как мама на кухне вновь заговорила сама с собой, я, схватив тачку, поспешил обратно домой.

* * *

— Я поговорила на твой счет с папиными друзьями — как ни в чём не бывало, не прерывая свой монолог говорила мама, едва я появился в дверях — они даже заинтересовались тобой!

— Да? — я был в некотором недоумении — и каким же таким боком я мог заинтересовать КГБ? — я вспоминаю свою неудавшуюся вначале карьеру архитектора, потом писателя и работника издательства — разве что только буду бегать им за водкой в ближайшую забегаловку?

— Ой, ну не надо так преувеличивать! — мама стала накладывать в тарелку только что, с пылу, с жару приготовленные драники — должен же кто-то защищать родину! Тем более тебе нравится бывать в центре, а там — Лубянка, всё такое, сам понимаешь. Тебе в такое нелегкое время будет хоть какой-то приработок, будешь сам оплачивать жильё…

Я, конечно, изображаю из себя не бог весть что, но на самом деле рад. Мне будет чем заняться, и это отвлечет меня от моих мрачных раздумий обо всяких там странных событий прошедшего времени. В конце концов, если держать свою фантазию (а я давно считаю ее виновницей многих моих бед) в узде — авось всё и рассосётся?

Я вспоминаю папу: он, в своё время честный коммунист, честно служил стране, что, впрочем, не мешало ему на кухнях критиковать её руководство. Дослужившись в органах до полковника (что, впрочем, ему особо ничего и не дало в жизни, да и полковников у нас, сами понимаете, пруд пруди) отец потом, в 93-м году ушел из Комитета, организовывал несколько частных охранных предприятий от различных «ветеранских организаций», которые даже какое-то время отстреливали друг друга, после чего, где-то в 2002-ом вновь был призван на службу в виду того, что имел, дескать, какие-то особые «знания» по каким-то особым «вопросам».

Я же о КГБ имею вполне определенные неприятные воспоминания, которые у меня странным образом ассоциировались с болью. Как-то раз (первый и последний раз в моей жизни) отец попросил меня приехать к нему на работу, после чего передал папку с какими-то бумагами, которые я, в средине недели, не смотря на учебу в институте, тем не менее должен был отвезти на дачу и там спрятать. Когда же я ехал в метро к Савеловскому вокзалу, вдруг, неожиданно мое тело пронзила дикая боль, как от глубокого укола (думаю, вернее не скажешь), что, впрочем, мне никак не повредило, и я спокойно продолжил свой путь.

Когда же папа вскоре умер, я эти бумаги достал, и, не заглядывая в них, спрятал в самом надежном месте, то есть там, где опытный в таких делах человек начнет искать прежде всего, если понадобится, то есть под деревянными досками пола на веранде дачи.

Но, слава богу, шли годы, а по поводу этих бумаг ко мне никто никогда не обращался.

* * *

— Вот посидишь тут еще недельку — продолжала рассказывать мне о работе в Комитете мама, закуривая ментольный «Вог» — и приезжай. Я тогда позвоню этим ребятам снова и спрошу, когда тебе к ним подойти. Думаю, они пристроят тебя в какой-нибудь ЧОП с бумажками возиться.

Я, конечно, не в восторге от таких перспектив, но кушать всё-таки что-то надо, а нависающая надо мной угроза остаться вскоре совсем без денег меня ну никак не прельщает.

ГЛАВА I.III

Последующая неделя перед моим возвращением в Москву прошла вроде бы без особых «сюрреалистических» приключений и беспочвенных галлюцинаций, лишь перед тем, как должна была приехать мама (а на сей раз она собиралась приехать в субботу), в пятницу ко мне вновь заявился тот самый мой «друг», который уже вызывался покосить на моем участке траву.

Уж не понимаю и как, но он материализовался на кухне как раз в тот момент, когда я после долгой бессонной ночи пил кофе и ел бутерброды с расплавленным в микроволновой печи сыром.

Как бы то ни было, но повод для общения с этим супчиком, как мне представлялось, у меня был, хотя такой, что мне нужно было узнать какие действия следует предпринять, чтобы данный персонаж больше ко мне не заявлялся.

* * *

Ну так вот, «мальчик» повел себя на моей кухне так, будто он был в ней если и не хозяин, то уж точно частый и, главное, желанный гость! Он вновь раскрыл нараспашку все двери кухонного шкафа, после чего стал энергично изображать из себя радушного будто хозяина:

— Что будешь? — спросил он меня своим слегка припискивающим голосочком — кофе?

Но «кофею» я уже наглотался:

— Чай! — ответил я, нарочито стараясь придать своему голосу оттенок небрежения, чтобы сделать вид, будто происходящее меня не смущает и не удивляет.

— Зеленый? — странное дело, где мой нежеланный гость вдруг увидел, чтобы у нас был зеленый чай?

— Черный!

— Без сахара?

— Четыре ложки.

Не налив ни мне, ни себе ни чаю, ни кофе, молодой человек уселся на стуле на противоположном торце кухонного стола и уставился на меня назойливым и противным взором своих светло-светло голубых глаз: