Бедный Енох

— Спасибо тебе. Но напоследок скажу только, что все равно — берегись Приятеля Сартакова! Если он не будет уверен в том, что ты его не разоблачишь, то он может пойти на все, как с твоим отцом.

Я согласно покачиваю головой:

— Значит ты считаешь, что нас пытались убить вколов эту сывортоку? — я все еще не совсем верю, вернее даже просто не могу ощутить это, что такое могло вообще случиться.

— Да. Просто дозу поделили на двоих, и нам досталось меньше, чем всем остальным.

— И потом… потом Приятель стал за тобой гоняться, чтобы убить, обвинив в том, что ты, дескать, повел свою игру?

— Да. Я же остался жив, не смотря ни на что, и стал для него серьезной помехой!

* * *

Хорошо и, главное, в примирительном тоне поговорив друг с другом, мы было уже начинаем прощаться, Дмитрий встает, но тут происходит жуткая нелепость.

То ли прочухавшись, то ли будучи еще в ступоре, появляется Павлов и стреляет в Пашкевича из где-то им подобранного ТТ.

Павлов, проявив прыть, которая была бы в общем более уместна еще несколько часов назад, да он ее не проявлял, попал Пашкевичу пулей в живот, от чего тот свалился на землю и, подергавшись, согнулся калачиком.

Надеясь, что на Пашкевиче одет бронежилет, который, в принципе мог выдержать удар пистолетной пули я подбежал к нему, после, склонившись, обхватив его голову, но тут, как в страшном сне, из под земли стали появляться, чем-то напоминающие червей склизкие щупальца, сами понимаете кого, отчего я отпрянул назад, вспомнив слова Фетисова, как он мне некогда говорил, что то, что мы с Пашкевичем в свое время сумели победить чупакабру — это еще ничего не значит.

Те, кто послал за ним первую — могут послать и вторую.

На сей раз эта тварь не выбираясь на поверхность земли просто затащила скрюченного Пашкевича к себе, и после — все! Исчезла, больше никак себя не проявляя.

Видимо, едва придя до этого в себя, Павлов от увиденного вновь впал в ступор.

ГЛАВА I.ХХX

Какое-то время я бесцельно блуждаю по деревеньке, которая еще недавно была полем такого боя, рассматривая тела погибших десантников и боевиков Пашкевича.

Боевики, как я и предполагал, оказались оживленными мертвецами, которых, уж не знаю и как, Пашкевич (больше некому) некоторое время до этого убил, вколов в голову что-то по всей видимости длинное и острое. Как ему это удалось — теперь уже останется загадкой навсегда.

Тела погибших боевиков были многократно пробиты пулями, в основном в грудь и в живот, но останавливали их только серьезные повреждения головы.

Поначалу я было стал собирать тела погибших десантников, стаскивая их в центр деревни, на маленькую такую площадку, на которой еще располагался колодец, но, быстро устав, бросил это дело.

Еще я думал избавиться от тел боевиков, но это же нужно было как-то обосновать? Как я мог скрыть то, что они были зомби? Поджечь? А если бы меня после спросили, зачем я это делал? Как бы я это объяснил?

Так как мне на этот счет ничего в голову особо не приходило, я решил оставить все как есть. Ну, в крайнем случае я скажу что был оглушен, очнулся, когда все уже были мертвы.

* * *

И во-вторых — Пашкевич. Как мне объяснить в Комитете, что его тело исчезло? Если бы я был один, но у меня же есть свидетель! Невменяемый, но свидетель! Пойди узнай — что он потом вспомнит! Или от пережитого он все забудет? Точно сказать нельзя.

Как бы то ни было, но если он вдруг начнет втирать про чупакабру — ему никто не поверит, да и я скажу, что его контузило!

* * *

Вдали зазвучала канонада — наша армия, в ответ на нападение боевиков с территории МОГКР перешла границу и устремилась к Тыбы-Э-Лысы. Это я узнаю немного после, а пока… пока я просто стою и слушаю гул выстрелов артиллерийский орудий, все еще не зная, что делать.

Еще через несколько минут над нами пролетает сразу несколько истребителей, в сторону границы, на низкой высоте и с жутко громким гулом.

Ситуацию спасает неожиданный звонок Сартакова на спутниковый телефон, запрятанный Павловым в рюкзаке.

Так как Павлов недееспособен, на звонок отвечаю я, и прошу Александра Сергеевича поспособствовать тому чтобы нас с Андреем забрали из деревни, на что он ответил, пообещав сообщить мне тут же, как что-то прояснится. Сартаков так же не забывает спросить меня про Пашкевича, на что я прошу разрешения рассказать ему все уже в Москве, надеясь тем самым оттянуть время и в дороге все хорошенько продумать, что отвечать.

* * *

Не более чем через час за нами прилетает вертолет.

Летчики, выйдя, осматриваются вокруг, и тут же проникаются к нам сочувствием:

— Тяжело было? — спрашивает меня один, пока другой ведет под руку уже совершенно невменяемого Павлова к вертолету.

— Да уж, нелегко! — отвечаю я, больше из вежливости, нежели из желания с кем-то поговорить.

— Сейчас мы доставим вас на базу — продолжает тогда вертолетчик, — после чего вернемся за ребятами.

Вертолетчики, как мне показалось, искренне сочувствовали погибшим десантникам, и их настроение, по началу бодрое, становилось все мрачнее по мере того, как они обозревали поле боя, в которую этой ночью превратилась эта безымянная покинутая деревня.