Бедный Коко

Ситуация становилась нестерпимой. Новые звуки свидетельствовали, насколько человек внизу уверен, что он в доме один. И как я ни напрягал слух, никакого голоса я не уловил, однако становилось все очевиднее, что рано или поздно грабитель попытает удачу наверху. Всю мою жизнь я питал ненависть к физическому насилию, точнее – к большинству любых физических соприкосновений. С детства я не участвовал ни в единой драке. Учитель в подготовительной школе с бессердечием ему подобных как-то назвал меня "клопиком", и это прозвище тут же подхватили тогдашние мои приятели. Мне оно никогда не казалось подходящим, так как клопики хотя бы обладают определенной степенью быстроты и подвижности, а я всегда был лишен даже такой компенсации за щуплое телосложение и полное отсутствие "мускулов". Лишь относительно недавно я преодолел семейную убежденность, что мне суждена ранняя смерть. Мне нравится приравнивать себя – исключительно в физическом отношении – к Попу, Канту и Вольтеру. Я просто стараюсь объяснить здесь, почему я ничего не предпринимал. Не столько из страха избиения или смерти, сколько из-за сознания, что любая попытка, которая могла бы навлечь их на меня, заранее обречена на неудачу.

А в придачу – ощущение плодотворной сосредоточенности, про которую я только что упомянул, – она была залогом пока еще энергичной интеллектуальной жизни впереди. Меня снедало такое желание завершить последний вариант, вернуть моего интереснейшего и все еще недооцениваемого подопечного к жизни на элегантных страницах. Я редко испытывал подобную уверенность на последней четверти завершения книги, и теперь, сидя на кровати, я исполнился равной решимости не допустить, чтобы эта абсурдная ситуация помешала мне довести мою книгу до ее полного завершения.

Но дилемма оставалась мучительной. Я с секунды на секунду ожидал услышать поднимающиеся по лестнице шаги. Затем донесся новый звук, и сердце у меня подпрыгнуло от неожиданного облегчения – этот звук я сумел определить. Дверь коттеджа изнутри запиралась деревянной щеколдой. Был еще засов, который открывался бесшумно. Но щеколду немного заедало, и она щелкала, когда ее с некоторым усилием поднимали. Это щелканье я и услышал. К моей пущей радости следующий звук донесся снаружи. Я узнал поскрипывание калитки, которая вела из узкого палисадника на дорогу. Казалось, против всех моих ожиданий мой незваный гость решил, что с него достаточно. Не знаю, какое побуждение заставило меня подойти к окну спальни. Ведь снаружи было уже очень темно, когда я, перед тем, как лечь спать, вышел на крыльцо глотнуть свежего воздуха с приятным чувством незаконного собственничества, возникающим у людей, которым предоставили дом в пользование. Даже в разгар дня моя близорукость поставила бы под сомнение точность того, что я увидел бы. Но что-то во мне жаждало успеть заметить темный силуэт… уж не знаю почему. Может быть, чтобы окончательно увериться, что меня оставили в покое.

И я осторожненько выглянул в оконце, выходившее на дорогу позади коттеджа. Я полагал, что не смогу разглядеть практически ничего, но, к моему удивлению и испугу, там все было видно очень ясно. И по очень простой причине. Свет в гостиной внизу выключен не был. Я разглядел белые досточки калитки, но не обнаружил никаких признаков человека, покинувшего коттедж. Несколько секунд царила полная тишина. Затем стукнула закрывающаяся дверца машины – негромко, осторожно, но не с той абсолютной осторожностью, которая указывала бы, что тот, кто ее закрыл, подозревает о моем присутствии в доме. Я рискнул совсем отдернуть занавеску, но легковая машина, фургон или что там еще могло быть, заслонялась купой разросшегося остролиста, которому коттедж был обязан своим названием. Меня несколько удивило, что машина подъехала и припарковалась там, не разбудив меня. Но дорога у коттеджа полого поднималась вверх. И вполне вероятно, под уклон машина катилась с выключенным мотором.

Я не знал, что подумать. Захлопнувшаяся дверца указывала на отъезд. Но горящий свет – ни один вор, даже самый глупый, не допустил бы подобного промаха… если он действительно собирался покинуть место преступления. Я недолго оставался в колебаниях. Неожиданно за оградой возник силуэт. Он прошел сквозь калитку в сторону дома и исчез из виду чуть ли не прежде, чем я успел отпрянуть от окна. События развертывались с леденящей быстротой. По ступенькам поднимались быстрые шаги. Меня внезапно охватила паника – необходимо что-то сделать! Однако я по-прежнему стоял у окна в каком-то кататоническом состоянии. Мне кажется, меня больше испугал собственный ужас, чем его причина. И заморозила меня на месте более разумная мысль, что мне не следует этому ужасу поддаваться.