Бедный маленький мир

– Не командный ты работник, – упрекнул я Иванну, – не можешь думать вслух. Ну, ладно. Тогда отвечай на прямо поставленные вопросы.

– Отвечаю. – Иванна решительно отодвинула меня ладонью на расстояние вытянутой руки. – Только ты пока не лезь в мое жизненное пространство, а то я отвлекаюсь. На что отвечать?

– Почему ты считаешь, что убийство Сашки не связано с бизнесом? Очень адекватная версия. Простая.

– Ну, понимаешь… – Иванна дернула плечом. – Конечно, все со всем как-то связано. Особенно если сплелось в жизни одного человека. Но я думаю, что версию убийства по экономическим, или, не дай бог, политическим мотивам надо пока задвинуть в угол. Вот именно потому, что все лежит на поверхности и выглядит так очевидно, что вряд ли может быть правдой. Почему ты улыбаешься?

– Мне непросто следить за твоей логикой. Но я постараюсь.

– Старайся. Следующий аргумент. Возможно, тупой, но его тоже нужно учесть. Маша Булатова не занималась никаким бизнесом. Она монахиней была. Но перед смертью произнесла ту же фразу.

– Но у Маши Булатовой могли быть… к примеру, мама, папа. И почему она ушла в монастырь? Что ты о ней знаешь?

– Папа? – Иванна с любопытством посмотрела на меня. – Ты запомни свои вопросы, ладно? Они точные. Мы с ними потом специально разберемся. А сейчас про Сашу расскажи. Вы же много разговаривали? Ты внимательно слушал? Меня в основном интересуют фигуры умолчания и всякие фрейдистские оговорки.

– Он был Пьеро, – сказал я ей.

– А ты, значит, был Арлекин? А кто Коломбина?

– Не смешно.

– Извини, извини, – Иванна прижала руки к груди, – меня куда-то не туда занесло… Но ты же сам предложил систему символов. Предложи другую.

– Он был пессимист, что тщательно скрывал. Все, что прорывалось, касалось этого его жизнеощущения. Он был блестящий, успешный, с отличным чувством юмора и пессимист. С удовольствием рассказывал мне о прошлом, возможно, потому, что не очень видел будущее. Как будто не верил в него. Как будто что-то закрыло ему перспективу.

– Или кто-то.

– Что?

– Или кто-то закрыл. Скажи, он был религиозным человеком?

– Не знаю… – Я постарался вспомнить что-нибудь. – А это важно?

Иванна вздохнула.

– Поставим вопрос по-другому. Он мог потерять веру? Ну, ладно, ты ответа все равно не знаешь, я поняла. Но вопрос этот тоже нужно запомнить. Или записать.

Тем временем Иванна открыла папку «книжки и прочее». Там было несколько скачанных из Интернета текстов – Гранже, Поланик и Урсула Ле Гуин. И еще несколько заархивированных файлов с фамилиями, которые мне, малограмотному писателю, ничего не говорили. Иванна рассеянно двигала стрелкой мыши вверх-вниз. Несколько раз стрелка тормозила на файле с именем «arang».

– Странно… – сказала Иванна. – Вряд ли.

И открыла файл.

Там был какой-то текст. Некая Мануэла Арангурена, «История и методология интеллектуальных интервенций».

– Упс! Упс и еще раз упс. И как это понимать? – Иванна откинулась на спинку стула. Потом подвигала скролом и сказала «ну да».

Нет, ей никто не нужен, подумал я. Она самодостаточна, как Эйфелева башня. Как Билль о правах. Как латинский алфавит. Пойду-ка я, пожалуй, покурю…

Но она боковым зрением отловила мое ускользающее движение и схватила за руку:

– Леша, я вот не понимаю ничего.

– Хочешь об этом поговорить? – участливо спросил я тоном психоаналитика из американского кино. И навис над ней, как богомол.

– Иди ты… Нет, стой. Такая история удивительная. Мануэла Арангурена – тетка из Буэнос-Айресского университета. Историк и в некотором роде социолог. Она написала эту монографию лет тридцать назад, и работа легла на полку университетской библиотеки, отдела диссертаций и монографий. Нигде, заметь, не публиковалась, и в Интернете ее нет. Боюсь, что на испанском языке ее и в электронном виде пока нет, хотя, надо сказать, все сейчас стараются создавать электронные архивы. А я, старая библиотечная крыса, коллекционирую каталожные справочники университетских библиотек. Как их добывать – отдельная история. А на философском факультете Буэнос-Айресского университета работает мой однокурсник Валик Корецкий, который мне справочник и прислал. Я увидела это название, оно меня заинтересовало, и я официально, через библиотеку, заказала себе ксерокопию. Для личного пользования. Работа и вправду хорошая, веселая такая, я ее перевела. И то, что ты видишь здесь, – мой перевод. И не только перевод – мое форматирование и даже мои неточности и мелкие ошибки перевода. Я их вообще-то видела, но все руки не доходили исправить.

Веселая работа по методологии интеллектуальных интервенций? Сильно сказано. Обязательно прочту.

– И что сие означает?

Иванна посмотрела на меня снизу вверх, и взгляд у нее был какой-то тревожный. Напряженный взгляд.

– Есть только один человек, которому я пересылала перевод, – сказала она. – И тот человек – мой дед. Не упоминал ли Саша когда-нибудь имя барона Эккерта? Густава Эккерта, крупного промышленника и все такое прочее. Фрайбург, Баден Вюртемберг, Германия. Может, у них бизнес какой-нибудь совместный был? Ну, вспоминай.