Бедный попугай, или Юность Пилата. Трудный вторник. Роман-свасория

«Она мне мешала работать. Я пишу трагедию, а она слишком громко сморкается. И Публия часто хнычет. Именно хнычет, без всякого повода».

Признаться, я растерялся от такого ответа. А Феникс тем же тоном добавил:

«Оставь меня, милый Тутик. Ты мне тоже мешаешь. Но я не могу с тобой развестись. Потому что ты мой любимый и единственный друг».

Дважды солгал, негодник! Ибо, во-первых, его любимым и единственный другом в тот момент был Тиберий Семпроний Гракх, а никак не я, «милый Тутик», которого он тщательно избегал. А во-вторых…

IX.Во-вторых, никакой трагедии он тогда не писал. Обложившись книгами, он читал: не только еврипидову «Медею» и «Аргонавтику» Аполлония Родосского, но зачем-то драмы Эсхила, у которого, вроде, была тетралогия об аргонавтах, но до нас дошли только несколько строчек; трагедии Софокла, который, насколько известно, никогда не писал о Медее. Перечитав их, что называется, от первого футляра до последнего, он взялся за Гомера, потом — за Гесиода, затем — за Вергилия. И эдак запойно читал весь январь и февраль, когда у него выкраивалось время для чтения.

X.А времени для этого, начиная с февраля, у него было очень мало. Потому как через полтора месяца после рождения Постума Гракх снова сошелся с Юлией и возобновил с ней свои «тайные жертвоприношения».

Ты спросишь: при чем тут Феникс? Я тебе сейчас объясню.

В отличие от прошлых годов, любовникам приходилось действовать в осложненных условиях. Муж Юлии, Марк Випсаний Агриппа, из Рима никуда не выезжал, и стройки в том году — в консульство Публия Сульпиция и Гая Вальгия — не велись, так как старательно готовились к войне против паннонцев. Подготовкой руководили Друз и Тиберий, Агриппа же в ней не участвовал, заявив, что, дескать, устал от странствий и войн и желает восстановить свои силы. Он их восстанавливал главным образом в пирах и попойках: у себя дома, у гостеприимных и пышно-застольных Азиния Поллиона, Луция Пизона, Статилия Тавра, Корнелия Бальба, Марция Филиппа и изредка — у Мецената, с которым внешне по-прежнему сердечно дружил, а внутренне… лишь боги ведают, какие чувства он на самом деле к нему испытывал в своей буйной и обидчивой душе… То есть, из Рима — ни ногой, и в любой момент, покинув пирующих, мог объявиться у себя дома.

Знал он об измене жены или не знал, люди потом по-разному судачили. Одни утверждали, что догадывался, но избегал скандала. Другие возражали: если бы догадался, то, по древнему римскому обычаю, собственноручно засек бы до смерти Гракха. Третьи усмехались: он только войной и строительством интересовался, а на Юлию ему было наплевать… Но повторяю: не было ни войны, ни строительства.

К этому осложнению прибавилось еще одно затруднение. Как я уже упоминал, в прежние годы «нимфой прикрытия» для Гракха была сначала Эгнация Флакцилла, а после нее Аргория Максимилла. Аргория стала «главным прикрытием», то есть за ней якобы ухаживал Гракх. Но было еще и «второе прикрытие» — Флакцилла и Криспин, которым было предписано своим кокетничаньем отвлекать внимание от Гракха и Аргории. Таким образом, два как бы заслона на пути к тайному жертвоприношению. Понятно? Так вот, Эгнация Флакцилла и Аргория Максимилла в середине февраля вдруг насмерть переругались друг с дружкой. Использовать их в совместных операциях стало невозможно. На всякий случай отстранили обеих. И дабы они сгоряча не наделали глупостей, надзор за ними поручили соответственно Квинтию Криспину и Корнелию Сципиону.

На роль «основной нимфы» пригласили Поллу Аргентарию, ближайшую из Юлиных наперсниц, женщину во всех смыслах опытную, беззаветно преданную Юлии и, если можно так выразиться, очень удобно замужнюю — муж ее, Гней Аргентарий, был квестором у Друза и уже года четыре безвыездно находился в Паннонии.

Но кого поставить во второй заслон? Криспин и Сципион выполняли другую задачу. Церемонный и медлительный Пульхр на эту роль решительно не годился.

И тут Гракх вдруг взял и предложил своего нового приятеля, Феникса.

«Поэта?.. Да ты с ума сошел!» — воскликнула Юлия. Но Гракх возразил:

«Он был поэтом. Теперь я — его поэзия! Он для меня будет нем, как Плутон, Меркурия перехитрит и Минерву перемудрит».

«Совсем потерял осторожность», — ответила Юлия.

Но оказалась неправа. Во-первых, Семпроний всегда отличался безукоризненной осторожностью, и безопасность у него была поставлена на самый высокий уровень. Жил он на Эсквилине, но вокруг дома Агриппы у него были куплены или сняты три помещения: одно — возле театра Марцелла, второе — поблизости от Большого цирка и третье — на равнине Велабра. В этих различных местах он утром или в дневное время совершал свои жертвоприношения. А во-вторых, в скором времени «Поэт» очень преданно и находчиво себя проявил. Ну вот, смотри: