Бедный попугай, или Юность Пилата. Трудный вторник. Роман-свасория

VII. Ну, ладно. Возлегли на сигму и стали трапезничать. Судя по составу кушаний и по времени — было часов семь, то есть на час позже полудня — Вардий пригласил меня на прандиум, или на большой завтрак.

Прислуживали нам два человека: повар-грек, который вносил блюда, и, как бы сказал Гораций, «меднолицый гидаспец», то есть индиец, который подавал кушанья на стол.

Перед тем как возлечь за стол, Эдий снял с рук все свои кольца, что выдавало в нем человека, привыкшего следовать древним затрапезным обычаям.

Закуски состояли из свежих овощей, жареных трюфелей и куриных яиц. Яйца были четырех типов: сырые, только что вынутые из-под курицы и завернутые в теплое сено; варенные вкрутую, очищенные и обложенные маленькими кусочками белого куриного мяса; цельные печеные яйца и разрезанные вареные половинки, поверх которых были положены раковые шейки.

На первую перемену подали жареного молочного поросенка, которого повар принес и ловко разрезал, придерживая большой серебряной двузубой вилкой.

На вторую перемену предложили запеченного в тесте губана, от которого я вынужден был отказаться. И Вардий укоризненно заметил:

— Губан этот пойман в Аквитанском заливе. Там лучшие в мире губаны. У нас, в Гельвеции, никто тебе не предложит. Зря брезгуешь.

Клянусь улыбкой Фортуны, я вовсе не брезговал! Даже на званых обедах — много ли у меня их было тогда! — не едал я таких свежайших овощей, восхитительных трюфелей, вкуснейших яиц и поросенка, который таял во рту. Я объелся уже закусками, а после молочного поросенка с трудом мог дышать! А я ведь, как тебе известно, человек воздержанный. Но тут не мог удержаться! И ты, мой любимый стоик, Анней Сенека, готов поспорить, не удержался бы, попав на пир к гельветскому отшельнику Гнею Эдию Вардию.

VIII. Объедательные трапезы — есть такое слово в нашей богатейшей латыни? — и шикарные пиры он устраивал, когда из Рима приезжали знатные гости, или когда приглашал к себе на виллу новиодунских дуумвиров и декурионов, или когда принимал у себя друзей и знакомых, влиятельных или просто ему симпатичных. Я на этих пирах не присутствовал. Но о них потом весь город гудел, щелкал языком, чмокал губами, пальчики целовал и, глотая слюну, описывал каждое кушанье. Так что и я могу тебе в общих чертах описать.

Когда в большом триклинии собиралось много гостей, их обслуживали разные трапезные слуги. Повар-грек оставался на кухне, а пиром управлял, как положено в богатых домах, специальный триклиниарх. За светильниками следил лампадарий. Особый раб — забыл, как он называется, — придавал кушаньям изящный вид. Структоры накрывали на стол. Сциссоры разносили порции. Поциллаторы и пинцерны смешивали вино, разливали его по сосудам, а пронус доставлял из погреба бочонки и маленькие амфоры… Кого из рабов я забыл? Охранника, который следил за драгоценной посудой? Нет, такого прислужника у Вардия не было: гостям своим он всегда доверял и нескольких кубков и серебряных тарелочек из-за доверчивости, понятное дело, лишился.

Мясные блюда, если тебе интересно. На закуску и для успокоения желудка между главными переменами подавались столь любимые в Гельвеции ветчина и колбаски. Но ветчина непременно наша, иберийская, а колбаски — всегда галльские и чаще всего эдуйские… Помнишь, у Горация? Плечи чреватой зайчихи знаток особенно любит… Вот эти плечи зайчихи — чреватой или не чреватой, кто сейчас проверит — Гней Эдий тоже подавал среди закусок, а остатки отдавал слугам и рабам.

Основным мясным блюдом чаще всего служил кабан… Вспомни, у того же Горация: Вепрь луканийский при южном, но легком, пойманный ветре… Нет. Во-первых, у Гнея Эдия подавались только гельветские кабаны, а во-вторых, Вардий утверждал, что, в отличие от италийских, гельветских вепрей надо ловить при холодном северном ветре, ибо мясо у них тогда якобы намного вкуснее.

Чтимую в Гельвеции баранину Вардий считал грубой, простонародной пищей. Но молодого барашка иногда допускал на стол, предпочитая ему, впрочем, козленка, только что оторванного от матери и еще не щипавшего травы и не грызшего ивовой коры; дескать, в нем больше молока, чем крови.

Птица. Ее Гней Эдий весьма уважал, дикую и домашнюю, в различных видах. На густаций подавал паштеты из птичьего мяса, гусиную печень и гусиные потроха с неожиданной начинкой, сочных домашних цыплят, голубей без гузков, дроздов с поджаренной грудью.

Когда в Новиодуне случились волнения и из Рима прибыла комиссия (подробнее см. 2, V. ), Вардий накормил ее председателя и секретаря жареными соловьями: председателю соловьи были поданы на золотом блюде, секретарю — на серебряном; блюда, разумеется, покинули гостеприимный дом Вардия и отправились в Рим в качестве памятных подарков… Соловьи, конечно же, на закуску.