Бедолаги

Бентхэм сидел с видом довольным, но несколько рассеянным, стакан в руке. «Я счастлив», — хотел было сказать Якоб, но эта фраза вдруг представилась ему марионеткой, которую можно поставить на стол, и она простоит секунду, не больше. Ну и что? Можно помочь ей сохранить равновесие, поддержать одним пальцем.

— Но вообще — с ума сойти, как подумаешь, что я изменил всю свою жизнь, — закончил объяснение Якоб.

— Вы имеете в виду: изменил, но сам не знаю что и как?

Якоб почувствовал, что они ступили на зыбкую почву, и промолчал. Легонько провести пальцем по руке или по лицу Бентхэма, по тяжелым его векам и бровям, чтобы лучше сохранить в памяти это лицо, Щ вот чего на самом деле хотелось Якобу. Это и желание, и нечто другое. Во всяком случае, не то, что он испытывает к Изабель, лаская ее лицо. Тут ему пришло в голову, что всякое прикосновение — лишь вспомогательное средство для глаз, для взгляда. Он пил и чувствовал действие алкоголя, и мысли утратили вес, поражая легкостью и ясностью. Он тот, кто не берет и не дает, его участие не подлинно, его сочувствие притворно. Нет, он не протянет руку и не погладит старческую кожу. Якоб понимал, что Бентхэм этого не ждет, и огорчался, но что он может изменить? Он допил свой стакан и чувствовал себя легким, беззаботным, хотя знал, что позже будет собой недоволен.

— Людям доставляет удовольствие даже просто смотреть друг на друга, — заметил Бентхэм и кивнул официанту, чтобы тот наполнил стаканы. Глотнул и добавил: — Только не тем, кто любит друг друга.

— А чем вы занимаетесь, когда по нескольку дней не ходите в контору? — спросил Якоб.

Бентхэм бросил на него изумленный взгляд, и Якоб почувствовал, что краснеет.

— Ага, вот вы и покраснели, как мило. Что ж, раз спрашиваете… Я иду в один маленький отель — как правило, я хожу именно туда. Маленький отель, который можно бы назвать и сомнительным, не будь он столь цивилизован, ухожен, с хорошими номерами и отличным сервисом. Туда приходят некоторые молодые люди, чтобы подзаработать денег. А я ничего не имею против платы за любовные услуги. Все дело в возрасте. Молодые люди, которые туда захаживают — они в основном студенты,^ все как на подбор, образованные, прекрасно воспитанные. Там встречаются в лобби, договариваются вместе поужинать или сходить в оперу, тем или иным путем завершив вечер. Очень разумное заведение. Вы для него слишком молоды. Или слишком стары, это как посмотреть. А то я бы вам тоже его порекомендовал.

— Но я женат, — глупо ответил Якоб.

— Вы совершенно правы, в таких делах надо быть добропорядочным, но все же без особой строгости. Кроме того, я провожу там по нескольку дней, чтобы забыть о пустоте собственного дома. Присутствие предметов, по которым читается прошлое, можно выносить далеко не всегда.

В паб вошли двое мужчин, поздоровались с Бентхэмом, встали у стойки.

— Коллеги, — пояснил Бентхэм, низко опустив голову.

«Будто хочет убедиться в собственной значимости, проверить качество своих слов, взвесить, оценить их смысл» — так думал Якоб, снова погрустнев, потому что понимал: это первый сигнал к прощанию. Он физически почувствовал, что его отправляют за кордон, выставленный им самим, и у него нет ни нужного документа, ни сил, чтобы этот кордон преодолеть.

— Не важно, — промолвил Бентхэм, — не важно, какое название ей придумать: характер, бессилие, судьба, но граница всегда существует. Ну и что вы хотите? Что вы с этим можете поделать? Ваша жизнь остается вашей жизнью. — И он улыбнулся. "Когда Грэхему казалось, что я впадаю в меланхолию, он мне напоминал: веселость есть достижение цивилизации.

Опять, кажется, Бентхэму удалось прочитать мысли Якоба. И он заворчал, заворчал — верный признак, что готов все простить.

— Со мной, во всяком случае, бороться не советую. Я сам далеко не ангел, — закончил он свою речь. Руки положил на стол, короткие, подвижные пальцы спокойны, не шевельнутся. Якоб благодарно кивнул, поднял наконец глаза и встретил взгляд Бентхэма. Будто к сердцу его приставили секундомер, Якоб чувствовал, как медленно проходят секунды, каждая — мельчайшее воспоминание, заранее оговоренное, сохраненное. И уже не страшно, что они друг друга не поймут. Якоб снова залился краской, но знал, что на сей раз Бентхэм ничего не скажет. Заметил, что дрожит, и собрал все силы. Так ощущает себя, наверное, перчатка, вывернутая наизнанку. «Но что же будет дальше, как это перенести? — взволнованно размышлял Якоб. — И как легко было с Изабель, когда заранее продуманные шаги заменили собой признание в любви».