– Зачастил ты ко мне, Матвей. Да еще с пустыми руками никогда не приходишь.
– На тебя, батюшко, чужане неблагоприятно влияют. Ведь есть те, кто делают что-то от чистого сердца.
– Значит, просто так пришел? – искоса поглядел он на меня.
– Нет. Но вот в прошлый раз угощение приносил без всякой задней мысли.
– Ладно, рассказывай, – рассмеялся леший. Он одной рукой собрал все крендели с пня, смахнул землю и уселся, поедая сдобу.
А я занялся повествованием о своих делах рубежных. О помощи Петровичу и встрече с Грыцем. В середине рассказа леший даже жевать перестал, так его увлекли мои приключения. Книгу, что ли, о себе написать? Не, сам не справлюсь, надо какого-нибудь литературного раба найти. Да где их взять? Такие на деревьях не растут и в топах на самиздатовских сайтах не числятся.
– Вот теперь надо понять, как дальше быть. Мои подпевалы говорят, что нежить – это что-то очень плохое. Хотя Грыц вроде мужик нормальный. Да и не понимаю я разницы между нечистью и нежитью.
– Сколько живу, а все равно земля не перестает удивлять. Ведь, казалось, в моем ведении такое, а я ни сном и ни духом. Давно в те края не захаживал, как только их чужане заселили, так забыл дорогу. С другой стороны, и прежде с твоим Грыцем не сталкивался. Видимо, чует он, что я вреда его кладу не принесу. Интересно, интересно. Что до нежити…
Леший повел рукой и все крендели исчезли. Видимо, решил доесть их позже. Батюшко вытер рот и оперся на колени.
– Копша он, из белых россов. А вот разница между нежитью и нечистью есть. И большая разница. Понимаешь, нечистью может много кто стать. Та же лешачиха – ведь, по сути, мертвая девка, а поднялась. Нежить? Нет, нечисть. Потому что не сама поднялась, не рубежник ее заставил, а матушка-природа. Понимаешь? Нечисть природой создается, а нежить человеком. Оттого и злобы, к которой у нежити особая сласть, у лешачихи не было. Лишь желания.
– Так и Грыц не злобный, – запротестовал я. – Он за все время даже не убил никого.
– А кто говорил, что не бывает исключений из правил? Бывают. Вот только по всему выходит, что он нежить. Над Грыцем печать странную рубежник повесил, сотник, наверное. Что с ним самим случилось – непонятно. Но раз не вернулся, значит сгинул. А печать вишь как, Грыца подняла. Да и хиста вокруг вдоволь было. И стал он копшей – мертвым охранителем клада.
– И что делать? Так и оставлять его? Он вроде безобидный. Когда рядом нет никого, он вовсе спит. Возбуждается только если кто-то его кладу угрожает.
– Не спит он, – сурово помотал головой леший. – И когда рядом никого, как и положено нежити – лежит мертвым. А вот после – клятва, данная рубежнику, поднимает его. Ведь он обещал охранять, потому и охраняет.
– Батюшко, а делать-то чего? Не оставлять же так все?
– А чего ж не оставить? – ехидно спросил леший. – Не тобой каша сварена, не тебе и расхлебывать.
– Ведь это как-то… неправильно, что ли. Не могу объяснить я толком, батюшко.
– Вот я тебе еще в первую нашу встречу сказал, что ты удивительный человек. Другой бы плюнул и дальше пошел. А ты нет. Есть здесь два выхода. Первый, низложить Грыца.
– В смысле, убить? – похолодело у меня между лопаток.
– Убить ты его не убьешь. Он и так мертв. Низложить – лишить сил, хист отобрать.
– А разве так можно? – удивился я.
– Можно. Только очень сложно. Да и по тебе обраткой ударит. Потому что низложение – против природы. Можно круг создать из рубежников, тогда и проклятие обратное слабее будет. Но опять же, для низложения надобно либо слова нужные знать, либо вещью обладать. Ни того, ни другого у меня нет. И у тебя, посему, тоже. Да и дурной это способ.
– Объясни, батюшко, почему?
– Говорю же, против природы это. Твой Грыц, хоть и мертвый, да поднятый. Причем, в короткое время. Душу на земле он свою сохранил, оттого и разум не утратил. В мертвую тварь не превратился. Хотя тут еще повезло, что рубежник печать такую создал. Мог его и упырем сотворить, тел и хиста хватало. Однако низложишь Грыца – душа навечно на земле останется. Страдать станет, может даже в духа беспокойного опять воплотится, кто знает. Но ничего в этом хорошего для людей, с которым он встретится, не будет.
– Я понял, понял. А второй способ какой?
– Второй способ – обещание с Грыца снять, которое он сотнику дал.
– И что я скажу? Первое слово съела корова, а второе сказал человек? Тьфу-тьфу-тьфу, распечатано, можешь больше не сторожить клад?
– Нет, конечно, – улыбнулся леший. – Я в этом помочь могу. Так под землю сундук тот упрятать, что его боле никто не найдет. Вот только не все так просто.
– Еще бы, – усмехнулся я. – Раз дело касается меня, просто быть не может.
– Печать Грыца твоего рубежная держит. В другое время нежить после смерти хозяина тоже существовать перестает.
– Я думал, что раз рубежник сгинул, то и подпитывать хистом печать некому.
– Так ты не понимаешь, – хлопнул себя по ноге леший и даже поднялся. – Грыц же сам себя на эту печать и завязал. И теперь копша ее и питает своим хистом.
– Замечательно. Батюшко, а ты сам печать ту разрушить не можешь?