Вообще, я очень плохо подготовился к походу. Наверное потому, что не знал об этом самом походе. Вот остальные ратники собрались лучше. У Аси на поясе висели два клинка, отдаленно похожие на ятаганы, а за плечами виднелся туристический рюкзак… Моровой, как только мы углубились в лес, достал со Слова какую-то рогатину. Оружия Печатника я не видел, но мог поклясться, у того тоже что-то есть.
Я хотел было сказать, что только мы со Следопытом простодыры. Но нет, стоило Вите присесть, я увидел выпирающую через одежду кобуру. Понятно, идиот с ножиком для полировки ногтей тут только я. С другой стороны, у меня больше ничего и не было. Но выход имелся — хотя бы заехать в Подворье, там я видел оружейную лавку. Правда, что с того? Меч не делает человека воином просто из-за факта существования.
Следопыт жадно допил мою воду и с виноватым видом протянул обратно пустую бутылку. Мол: «Извини, что не оставил, но ничего не могу с собой поделать». Я махнул рукой, чтобы он даже не думал заморачиваться. Хотя пить хотелось ужасно. Но это фигня. Я же рубежник, у нас такие скрытые резервы организма благодаря хисту. Любому верблюду фору дадим.
Однако судьба оказалась милостива и предстала в виде Аси с внушительной фляжкой.
— Вот, держи, — протянула она мне. — Кто-то у Василя взял. Это медовуха, сразу бодрость появится.
— Кто-то? — спросил я, отпивая сладкий и пряный напиток.
— Ага. Я шла, вижу — дверь в машине открыта. А там фляжка лежит.
— Я думал, что воровать вроде как нельзя.
— Так это и не воровство, — пожала плечами Ася. — Машина чужанская, а не рубежника какого. К тому же, фляжка, когда я ее увидела, как раз на землю упала. Значит, уже ничейная. Не пропадать же добру. И если ты не следишь за своими вещами, то сам виноват.
Я кивнул. Нет, не потому что был согласен с Асей. Просто понял ее точку зрения. Я еще давно прочитал где-то про готтентотскую мораль. Говоря проще, если у меня украдут козу — это плохо, если я украду козу — это хорошо. Конечно, у нас в мире вообще многие на уровне государств практикуют подобное. Однако это не значит, что нужно брать двойные стандарты за основу взаимодействия с людьми.
Разве что передал фляжку Следопыту. После нескольких глотков внутри разлилось приятное тепло. Сил действительно прибавилось. Практически сразу. И несмотря на сладость напитка, пить больше не хотелось.
Ася мой барский жест восприняла пренебрежительно поморщившись. Видимо, она считала, что давать медовуху Вите — лишь переводить продукт. Вообще, она напоминала друга, который на свою беду угостил приятеля жвачкой, однако это заметили все дворовые пацаны.
— Спасибо, — наконец оторвался Следопыт от фляжки.
Ася кивнула, но рукавом вытерла горлышко. А затем отошла к спорящим о чем-то рубежникам.
— Как ты? — спросил я Витю.
— Уже лучше. Только я смертельно устал. И еще мне страшно. Кажется, что у меня нет будущего, а конец неизбежен. Может даже лучше, чтобы все поскорее закончилось?
— Не пори чушь. Помнишь, про двух лягушек, которые попали в молоко? Вот, надо барахтаться до тех пор, пока не получится ликер со сливками.
Да уж, что-то Витя совсем раскис. О таких упаднических вещах речь завел. Может, конечно, все дело в медовухе. Слишком много он ее выпил. Под градусом из людей разное лезет. И не всегда хорошее.
— Отдохнули? — спросил Печатник. Правда, судя по его взгляду, даже если бы мы сказали: «Нет», то это бы ничего не изменило.
Я поднялся и потянул за собой Следопыта.
— Я очень надеюсь, что мы никого не найдем, — шепотом признался он.
— Я тоже, — ответил я. — Только больше не произноси это вслух.
Надежда умерла примерно через четверть часа. Сначала вдали послышался человеческий крик, затем ему вторило ржание. Было оно невероятно странное. От этого звука в жилах стыла кровь, а волосы вставали дыбом. И не только на голове.
— Там, — ткнула Ася, — обернувшись не к нам, само собой, к Печатнику и Моровому.
Что именно там — я не понял. Листва, деревья, кустарники, заболоченная почва. Будто бы ничего и не изменилось за все время нашего путешествия. А вот Саня утвердительно кивнул. А затем с сожалением посмотрел на меня и Следопыта.
— Лучница, берешь этих двоих и движешься за нами. Мы с Моровым пойдем вперед.
— Печатник!
Она произнесла лишь одно слово, но в нем слышалась вселенская обида. После подобного мужики обычно отправляются спать на диван или им объявляют безвременный бойкот.
Видимо, общего дивана у Аси с Печатником не было, а перестать разговаривать с девушкой Саня не боялся. Потому что уже сорвался с места, крикнув напоследок: «Это приказ». А Моровой побежал за ним.
— … ядство, — скрежетнула зубами наша спутница. — Чего встали, давайте шустрее! Все веселье пропустим!
— Едва ли убийство живых существ можно назвать весельем, — подумал я почему-то вслух.
— Поговори еще, бегом, бегом, не отставайте.
Нам со Следопытом оставалось лишь подчиниться. Хотя интересовало меня совершенно другое. Почему я произнес это вслух? Ведь точно знал, что пацифизм в острой форме Ася не оценит. И еще… почему я продолжаю на ходу проговаривать все это?