Бедовый мальчишка

— А помнишь, Аксенкин, как я тебя в полк принимал? — пощипывая усы, спросил начбриг. — Что ты тогда говорил, помнишь? «Смелым буду, храбрым…» Да не один ты, — повышая голос, обратился Чапаев к остальным бойцам. — Все вы, молодцы, обещали жизни своей не жалеть в борьбе с врагами советской власти! А теперь… а теперь, выходит, что же получилось? Меня обманули, Красную Армию опозорили?

Аксенкин решительно вскинул голову и подошел к тарантасу. Он горячо и искренне проговорил:

— Прости нас, товарищ Чапаев! Никогда больше… не допустим больше такого позора!

Заволновались, зашумели и другие парни:

— Вовеки не будет!

— Прости, товарищ Чапаев!

Василий Иванович встал, выпрямился.

— Одно из двух: или идите домой — трусы мне не нужны, — начбриг поднял руку и сжал ее в кулак, — или вы должны стать храбрыми, смелыми красноармейцами… такими, чтобы народ о вас говорил только хорошее. И чтобы завтра же быть при оружии и по всей форме, как подобает бойцам. Выбирайте!

Снова зашумели, дружно закричали бойцы:

— Больше не подведем!

— Хватит… Теперь не мы, теперь от нас будут бегать золотопогонники!

— С лихвой искупим свою вину!

Получив разрешение явиться в роту, юноши побежали в переулок, обгоняя друг друга. Впереди всех несся Аксенкин.

Исаев тронул коней. Через несколько минут тройка остановилась у штаба.

Навстречу Чапаеву с крыльца сбегал радостно возбужденный Демин. За ним едва поспевали Лоскутов и Силантьев.

* * *

— Василий Иванович… вот не ждали! — взволнованно говорил Лоскутов, торопливо шагая по узкому коридору вслед за Чапаевым. — И как ты надумал приехать? А мы без тебя…

Начбриг резко обернулся и потемневшими от негодования глазами уставился в лицо командира Пугачевского полка:

— Вы тут Николаевск удумали отдать, а я, по-вашему, сквозь пальцы должен смотреть?

Вошли в комнату. Часто вытирая со лба пот, Лоскутов коротко доложил о создавшемся положении.

Лицо у начальника было гневное: ноздри тонкого короткого носа нервно раздувались, тонкие брови сошлись у переносицы, но командира полка он выслушал молча, не перебивая.

Когда Лоскутов кончил, Василий Иванович, в раздумье покрутив ус, тихо заметил:

— По уши завязли.

И после недолгого молчания спросил:

— Командиром новой роты добровольцев по-прежнему этот… слюнтяй Коробов?

— Коробов, — ответил Силантьев.

— Назначаю Демина. Роту принять немедленно. — Чапаев посмотрел на Силантьева: — Тебе тоже сейчас же отправиться к своему батальону и готовиться к атаке. От Порубежки не отходить. Мы во что бы то ни стало должны вернуть переправу через Большой Иргиз.

Отдав приказания, Чапаев снял мешавшую работе шашку, пододвинул к столу табуретку.

Пока начбриг сидел над картой, выставив спину с проступившими через гимнастерку лопатками, Лоскутов стоял возле него, затаив дыхание.

— Слушай теперь, — заговорил наконец Чапаев, жестом приглашая командира полка следить за картой. — Оба полка бригады должны перейти в наступление. В решительное наступление. Противники получат удар с тыла, в самое слабое место… Надо сбить спесь этим господам!.. Твоему полку вернуть переправу. А в Карловку к Соболеву сейчас же отправим ординарца с приказом. Разинский полк через Гусиху выйдет в тыл чехам и атакует их вместе с твоими ребятами в Таволжанке.

Рассказав командиру Пугачевского полка о плане предстоящей операции, Василий Иванович постучал по столу циркулем и спросил:

— Понял?

Помолчав, уверенно проговорил:

— Если успешно поведем дело, можно будет и Николаевск освободить от белобандитов, и неприятеля обескровить.

Подписав последние приказы и послав в Карловку ординарца с пакетом, Чапаев с Лоскутовым поехали к передовым цепям.

* * *

Пугачевский полк занимал позицию в поле, в полукилометре от извилистого берега реки.

Батальоны и роты вели перестрелку с неприятелем, закрепившимся у переправы, на этом берегу. С другого, правого, берега, крутого и заросшего тальником, чехи обстреливали красноармейцев из пулеметов.

Два брата Кузнецовы — Семен и Тихон — лежали за одним бугорком. Стреляли редко — берегли патроны. Гимнастерки на спинах братьев почернели от соленого пота, по багровым лицам сбегали мутные струйки.

— Хотя бы солнышко, что ли, скорее закатилось, — проворчал Тихон. — Эко как шпарят! Без передыху!

Семен глубже надвинул на лоб фуражку. Облизав потрескавшиеся губы, нехотя протянул:

— Долго, пожалуй, тут не задержимся…

Тихон не ответил. Еще ниже опустив голову, он надолго застыл, не шевелясь, весь отдавшись глубокому раздумью.

На бугорок прыгнула зеленая саранча и притаилась, прижалась брюшком к земле. Осторожно подняв руку, Семен собрался накрыть саранчу ладонью, но она скакнула и полетела, распустив розовые слюдяные крылышки.

В это время Семена окликнул сосед по левую сторону, старик Власенко. Когда Семен оглянулся, Власенко широко, во все лицо, заулыбался, показывая из-под усов редкие, пожелтевшие зубы:

— Василь Иваныч прискакал!

Весть о приезде Чапаева в несколько секунд облетела всех бойцов. Красноармейцы оглядывались назад, желая поскорее увидеть начбрига. Все оживились, повеселели. Стали перебрасываться словами:

— Теперь, ребята, не тужи!