Бедовый мальчишка

После утренней зарядки и упражнений на турнике Тимка — длинный, худущий — не спеша прохаживался минут пять по дорожке. Прохаживался от калитки до тополей у оврага, то поднимая вверх руки, то опуская их чуть ли не до земли. А потом пригибая черную курчавую голову, нырял в крошечную купалку. Раздевался, повертывал колесико душа до упора и сразу же вставал под сильные хлесткие струи студеной, обжигающе-студеной воды.

Остановившись напротив душевой с раскрытой дверью Костик только поеживался. От Тимкиного тела, упруго-резинового, жилистого, покрывшегося гусиными мурашками, курился парок. Когда брызги, сверкающие, тяжелые долетали до Костика, он пятился от душевой, кричал брату:

— Тимка! Ну, хватит! Обледенеешь!

А Тимке было нипочем! Он лишь покрякивал от удовольствия, растирая ладонями порозовевшую грудь.

Выходя из купалки и улыбаясь солнышку, Тимка показывал всему свету ослепительно белые влажные зубы:

— Ну, а ты, неженка, все с духом не соберешься?

Хватал Костика под мышки, поднимал высоко над головой. От Тимки хорошо пахло речной прохладой, парным молоком и загорелой кожей.

— Тимк, а я же днем купаюсь! — кричал сверху Костик. — Купаюсь пять… сто раз! Вот сколько!

— Потеха! — смеялся брат. — Днем вода — кипяток. А ты вот с утра начинай!

Тимка ставил Костика на землю и глядел ему в глаза — светло-карие, с черными замаслившимися зрачками.

Костик надувал губы и тянул:

— А на Волгу?.. Когда же мы на Волгу пойдем?

— На Волгу? — переспрашивал Тимка. — Начнешь по утрам зарядкой заниматься да душ принимать — сразу же и отправимся!

Нынче Костик встал вместе с Тимкой. Вместе с ним занимался зарядкой. А потом учился на турнике делать «солнце».

— Молодчина! — похвалил Тимка Костика. — А теперь походи, остынь малость.

И Костик, подражая брату, медленно прохаживался по тропинке. Поднимая руки над головой, делая вдох, опуская — выдох. Вот кончиками пальцев он коснулся свисавших над дорожкой вишневых веток. Задрал вверх голову, а ягодки — трепетно-алые в мягко голубеющих лучах утреннего солнца — смотрели прямо в рот.

А ведь совсем недавно вместо ягод на ветках висели какие-то невзрачные блекло-травянистые шарики. Пройдет еще несколько дней — самое большое через неделю — сочные ягоды потемнеют, ниже опустятся ветки, и тогда…

Проглотив слюну, Костик пошел дальше. Вот он поравнялся с длинным, тянущимся вверх грушевым деревом. Поднялся на цыпочки, дотронулся рукой до зеленой с просинью груши. Маленькая, но жесткая и тяжелая, прямо-таки чугунно-тяжелая. Такими груши были в день их приезда к бабушке, такими остались и теперь. Нет, не совсем такими. Бочок у этой груши, обращенной к солнцу, покрылся ржавым пупырчатым налетом. Только и всего. А Костику хотелось, чтобы груши уже созрели, так хотелось!

Но хватит ходить. Тимка уж принял душ и стоит вон на солнышке, выжидательно косясь на брата. Даже Мишка, сидя в ногах у Тимки и распустив по траве свой пушистый хвостище, даже он, плутишка, смотрел на Костика вприщур, с насмешкой. Его зеленые узенькие щелочки как бы нахально вопрошали: «Ну что, мой бедный хозяин, у тебя, видно, кишка тонка? По-прежнему боишься студеной воды?»

У Костика похолодели лопатки. Страшно все-таки вставать под ледяной дождь. Но ничего не поделаешь… Раз решил закалять здоровье — значит надо. И пора наконец показать Тимке свою силу воли!

Подойдя к душевой, Костик храбро переступил щербатый порожек. И точно, как Тимка, проворно сбросил с себя трусы. Прошлепал по скользким мокрым доскам, встал под свисавшее сверху запотевшее никелированное ситечко. Рука твердо легла на ребристое колесико.

И тут вдруг замерло, оборвалось сердце. Сами собой закрылись глаза. Но Костик пересилил страх и резко повернул колесико влево. В ту же секунду на его бедную головушку обрушилась ледяная вода, честное слово, ледяная! Перехватило дыхание. В первое мгновение Костику почудилось, что с него чулком слезла кожа.

— У-у-ух! — вдруг вырвался из груди глубокий вздох, и Костик пустился в пляс.

— Веселей, веселей! — захохотал Тимка.

А Костик все приплясывал и приплясывал, размахивая руками. И вода уже не казалась ему теперь ледяной.

На косяк двери опустился пучеглазый слепень. Но его тотчас спугнули брызги, крупными градинками вылетавшие из душевой. Брызги искрились всеми цветами радуги.

— Закругляйся, Костик! — скомандовал Тимка. — Мохнатое полотенце на дверной ручке висит. Растирайся докрасна, а я пойду на стол собирать.

Письмо от мамы

Бодрым, посвежевшим прибежал Костик на веранду. И как только увидел на столе горячие яички всмятку, подрумянившийся пшеничный батон и сливочное масло в стеклянной банке из-под консервов, сразу же захотел есть.

— Чур, мне горбушку! Самую поджаристую! — сказал он, садясь к столу.

А на столе, рядом с сахарницей, лежал блекло-розовый конверт с большой голубой маркой.

— Тимка, от мамы письмо?

— От мамы. — Тимка поставил на стол тарелку с малиной и тоже сел. — Сначала навернем, а потом письмо, или…

Но он не успел договорить

— Письмо, письмо читай! — забарабанил Костик кулаками по столу.