Бедовый мальчишка

— А я плавала, — сказала Маришка. — Может, не веришь? С папаней… В мае еще. У папани в техникуме товарищ есть. Мой папаня в вечерном автодорожном техникуме учится… А товарищ папани — активист яхт-клуба.

Маришка выбросила вперед руки, словно собиралась лететь.

— Ты, Костька, и вообразить не можешь… дух прямо-таки захватывает на этой яхте! Особенно на крутых поворотах. Ну и здорово!

— Мишка, а я… я тоже хочу на яхту! — запыхтела вдруг Женька. Она уже успела вся вымазаться шоколадной конфеткой. — Я тоже…

Шлепнув сестренку по загорбку ладонью, Маришка прошипела:

— Замри, лысый самовар! Теперь никогда не видать тебе Волги!.. Съела конфетку одна, а с нами не поделилась, пачкуля!

Потом они снова купались, ловили Женькиным платьишком мальков с тускло серебрившимися чешуйками. Пойманных мальков выпускали в «озерцо» — продолговатую застругу с прозрачной водицей.

Уходили с Волги вечером, когда солнце, большое, огнистое, уперлось раскаленным своим краем в далеко черневший лесок на противоположном берегу.

Поднялись на голый глинистый мыс, постояли, глядя на Волгу с бегучей алой дорожкой, протянувшейся от берега к берегу. Низко, над самым обрывом, проносились стремительные стрижи, тоненько — стеклянно — попискивая.

Солнце уже пряталось за лесок на той стороне, а над ним вполнеба уже кто-то развесил сушиться яркие ситцы: кумачовые, бирюзовые, кубовые, подсолнечные… Да разве все их перечислишь?

— Ой, и небушко! — всплеснула руками Женька. — Вот бы мне платьице такое!

— Будет тебе платье! — пообещала Маришка. — Пожалуюсь на тебя мамане… Скажу ей про то, как ты по чужим людям таскалась… Будет тебе тогда платье — серо-буро-малиновое! Вот какое! Всю сахарницу твою маманя ремнем исполосует!

— И не бреши, и не бреши! — упрямо затвердила Женька. — Это тебя ремнем, тебя!

— Перестаньте! — сказал Костик. — Пойдемте лучше домой, а то есть хочется.

— Пойдемте оврагом, тут ближе, — сказала Маришка. — Только ты, Женька, заруби себе на носу: нести тебя на горбу я не обещаюсь!

Костик в последний раз оглянулся на Волгу. Солнце уже скрылось, а длинные разноцветные полотнища все еще сушились… Пустынной стала река. От ее глохнувшей свинцово-тусклой глади тянуло стынущей прохладой. Опустел пляж. Лишь кое-где еще копошились люди.

«Спокойной ночи, Волга! — сказал про себя Костик. — Спокойной ночи! Я знаю, ты теперь усталая… Отдыхай, Волга. А завтра я опять приду к тебе».

Ливень

Прошла неделя. И все дни этой недели были как именинники: тихи и солнечны. Мир между братьями был восстановлен, и это Костика даже радовало. Каждое утро они с Тимкой ходили на улыбчивую кроткую Волгу с горячими раздольными песочками. Часто за ребятами увязывалась и Маришка. А соседская рыжая Кира зачем-то укатила в город и всю неделю не показывалась на даче. О ее существовании Костик даже забыл.

В самую пылкую полдневую жару возвращались с купанья. Дача встречала пьянящими запахами жасмина, роз и мяты.

Не заходя в домик, Костик бежал в купалку. И долго стоял под светлым теплым дождичком. Ловил ртом струйки воды, задирая вверх голову, а перед глазами все еще мерещились голубая сияющая Волга, белые знойные пески и бездонная высь июльского неба.

И вот кончилась эта счастливая неделя, кончились солнечные денечки.

Проснулся утром Костик и никак не мог понять, что же вокруг него происходит.

«Ши-ши-ши!» — угрожающе шипел кто-то за стеной домика.

«У-у-у! — завывало протяжно на чердаке. — Уж-жа-асно весе-ело!»

«А мне, наверно, новый сон снится, — подумал Костик, все еще не решаясь открыть глаза. — Ну да! Все это происходит со мною во сне: лежу я в каюте парусника… Может, даже с алыми парусами. На той книжке, от которой Тимку нельзя было за уши оторвать, нарисован красивый корабль с красными парусами… Лежу вот себе, а на улице… то есть на море бушует штормище. Волны так и хлещут, так и хлещут! И суденышко, ровно щепку, бросает с одного водяного хребта на другой, из одной жуткой ямины в другую».

А не открыть ли все-таки глаза? Так, самую малость? И глянуть в узенькие щелочки? Вдруг Костик и на самом деле бедует в штормующем океане? Что тогда ему делать? А он и плавать еще не научился! Внезапно раздался оглушительной силы взрыв. От адского взрыва жалобно зазвенела посуда в шкафчике. А Костино лицо опалило зловеще-огненное пламя. С перепугу Костик с головой закутался в одеяло. И лежал, притаясь, не дыша.

«Ах-ха-ха-ха!» — загоготал кто-то над самым Костиным ухом. А потом как сорвет с него одеяло.

— Тимка! — завопил Костик. — Тимка!

И тотчас услышал спокойный Тимкин голос:

— Что с тобой?.. Да ты открой-ка глаза.

Открыл Костик глаза, а перед ним стоит живой Тимка. На нем рубашка, брюки. Куда это он в такую рань собрался?

Тимка присел на край старого заскрипевшего топчана, сказал:

— Кончилась, Костик, добрая погода. В сад и носа не высунешь. С полночи ливень шпарит.

— Какой ливень? — удивился Костик, натягивая на плечи одеяло.

— А у тебя, парень, уши заложило? Разве не слышишь, как по крыше молотит?