— Кланяется баба до полу: «К твоей светлости приехала». А Владимир Ильич улыбается, встает из-за стола, руку протягивает. «Здравствуйте, — говорит, — товарищ женщина! Теперь светлостей нет. Рассказывайте ваше дело». Выслушал ее внимательно, написал что-то на бумаге и говорит: «Езжайте домой, все будет сделано». И распорядился, чтобы ее на вокзал проводили. Едет баба, и сомнения ее берут: как бы не забыл Ленин про ее дело… А тем временем, пока она ехала, кулаков из Совета прогнали, настоящую бедняцкую власть установили и бабе лошадь кулацкую припасли — самую-самую лучшую. Приезжает она и глазам не верит. «Когда же, — спрашивает, он все сделать успел?» А ей отвечают: «У Ленина много разных государственных дел — и больших и малых, да он никогда о них не забывает. Потому что о народе всегда думает!»
Василий Иванович встал. Его спросили:
— Товарищ Чапаев, а ты сам Ленина видел? Должно сурьезные разговоры разговаривал с ним?
Лицо Чапаева потускнело, он вздохнул.
— Нет, не приходилось… Случая еще не было.
Сон
Языки пламени высоко взмывали к чистому синему небу, казавшемуся темным и мглистым. Падающие искры были похожи на яркие и большие звезды.
У костра на площади села тесным кольцом стояли люди. В кругу плясали два паренька, подпоясанные кушаками. Земля под их ногами освещалась дрожащим огнем, и каждый отпечаток подошвы или глубоко вдавленного каблука на ней был хорошо заметен.
К костру подъехал на коне Чапаев в сдвинутой набок папахе. Прищуренными глазами он внимательно следил за плясунами. По тонким, плотно сжатым губам его пробегала улыбка.
Под дружные хлопки и веселые возгласы пареньки усердно раскланялись и удалились.
— А ну, братцы-товарищи, дай дорогу! — закричал кто-то.
И все узнали в вышедшем к огню большеусом мужчине с лысиной во всю голову Василенко.
— Смотрю вот на вас, молодых, и самому молодым охота быть, — сказал Василенко. — Нехай, думаю, смеются ребята, а я песню им спою. В другой раз когда, может, и гопака станцую, если разойдусь… Слушать будете?
— Валяй, дедушка!.. Просим! — со всех сторон раздались голоса.
— Я вам спою, что на Украине нашей спивают…
Чапаев закрыл глаза, и песня, плавная, немного грустная, захватила его, дошла до самого сердца.
Василенко, недавно схоронивший зарубленного белоказаками сына и сам вместо него вступивший в отряд Чапаева, стоял у костра с потухшей трубкой в руке и, казалось, изливал в песне перед зачарованными слушателями свою печаль и затаенную грусть.
С непокрытой, опущенной головой вышел он из круга. Все еще были под впечатлением песни, и минуты две на площади царила тишина.
Василий Иванович вдруг спрыгнул с коня и, расталкивая людей, устремился в середину круга, к затухающему костру:
— Комаринского!
Несколько разудалых гармонистов заиграли комаринского, кто-то подбросил в костер дров. Чапаев легко, молодо пошел по кругу, разводя руками, почти не касаясь ногами земли.
…Веселыми расходились с площади бойцы на ночлег.
— А ты, Василий Иванович, здорово отплясывал, — смеялся ординарец Петька Исаев, когда они с Чапаевым возвращались на квартиру.
— Моложе был — лучше умел… На фронте бывало выскочишь на бугор — в трехстах шагах окопы неприятельские — и вприсядку.
Василий Иванович усмехнулся, дотронулся рукой до плеча спутника и продолжал:
— Да-а, Петька… Когда началась война, я совсем темным человеком был. А на фронте к чтению пристрастился. Про Суворова читал, про Разина, Пугачева… Потом объявился у нас в полку большевик один. Невысокий такой, коренастый. Руки большие, в застарелых рубцах. Сразу видно — рабочего происхождения. Лицо простое, будто прокопченное. А глаза ясные такие! От него и узнал всю правду. Сдружился я с ним. И до чего хороший человек был! Вернулся я осенью прошлого года в Николаевск — сразу в большевистскую партию вступил… Жизнь у меня была, скажу тебе… И подпаском был и «мальчиком» у купца служил. Если вот все по порядку начать…
Исаев слушал внимательно Чапаева. Когда тот кончил, ординарец сказал:
— Хоть капельку быть на тебя похожим, Василий Иваныч… Вот чего бы мне хотелось!
Чапаев как будто не слушал Петьку. Вдруг он негромко и задумчиво проговорил:
— Мечту большую имею, Петька. Никогда я не видел Ленина. А как хочется повидаться с ним, послушать его!
Носком сапога Исаев отшвырнул с дороги попавшийся под ноги камешек, обернулся к своему командиру и, поймав его за локоть, в волнении остановился:
— Ей-богу, увидишь, Василий Иваныч! Быть того не может, чтоб Ленин про тебя не слыхал! А раз слыхал, то обязательно приказание даст: «Вызвать ко мне Чапаева, Василия Иваныча». Правду говорю.
— А, ну тебя! — отмахнулся Чапаев и торопливо пошел дальше, придерживая рукой саблю.
В избу он вошел осторожно, огня не зажигал, боясь разбудить хозяйку. Спать лег на расстеленную на полу кошму.