— Возьмите своих теток и сядьте в карету, — сухо приказал он тем самым, пробирающим до нутра тоном, каким нашему сопровождающему велел остановить экипаж.
Мы кое-как упаковались в тесный салон. Клементина развязала платок, Лидия сидела, не шевелясь.
— Ты жива? — тихо просила я у нее.
— Еще не поняла, — промычала она из широкого капюшона.
— Все так неожиданно случилось. Карету вдруг занесло, и полозья отвалились. Кто делает такие непрактичные кареты? — ворчала Клементина. — Но слава богу, обошлось. Мы живы и здоровы.
— Испугались? — с сочувствием уточнила я.
— Ни в коем случае, — отозвалась она. — Мы знали, что вы вернетесь.
— Она сетовала, что не написала завещание, — заметила Лидия.
Тут дверца отворилась. Мы мигом примолкли и, как три испуганные совы, воззрились на Филиппа, заглянувшего в салон.
— Возвращаемся в город, — оглядев нас, произнес он. — Переночуем на постоялом дворе. Рендел поедет на козлах.
— А проводник?
— На багажной полке.
Невольно вспомнилась жердочка позади кареты, куда привязывали дорожные сундуки. Полагаю, эту поездку наш сопровождающий запомнит надолго.
— Хорошо, — поспешно согласилась я. — А как вы поедете?
Возникла странная пауза. Было очевидно, что места хватило всем, кроме моего мужа. Насколько жестоко заставлять его трусить следом за каретой?
— Господин Торн, тут много места, — немедленно засуетилась тетушка. — Мы сдвинемся.
Очевидно, что Лидию можно размазать по стенке, но высокий плечистый мужчина в тесную коробчонку точно не уместится.
— Тереза сядет вам на колени, — нашлась Клементина.
Мы с Филиппом переглянулись. И столько в его взгляде было всего невысказанного, что мне самой захотелось бежать бодрой рысцой, глотая летящую из-под полозьев кареты снежную порошку.
— Отличная идея, — с улыбкой поддакнула я, понимая, что иду по самому краю и сейчас мы поскачем на своих двоих всем веселым коллективом Вудстоков. — Скажите, Филипп?
Он ничего не сказал. К счастью. Однако на лице показательно заходили желваки.
Некоторое время мы пыхтели и словно бы играли в детские пятнашки, пытаясь сложиться так, чтобы вместиться в тесное пространство. Я сидела у мужа на коленях, стараясь не елозить, но капюшон утыкался ему в лицо и мех от опушки лез в глаза. С двух сторон Филиппа подпирали тетушки. Чтобы хоть как-то впихнуться в узкий зазор между женщинами, он вытянул руки и обнял меня за талию. В тишине раздался подозрительный треск. Интересно, у него на спине порвалось пальто?
— Господин Торн, — вдруг проговорила Клементина, — я так вам и не сказала: добро пожаловать в нашу дружную семью.
Да, и сейчас мы все особенно дружны…
— Благодарю, мадам Вудсток, — проскрипел Филипп.
— Скажите, что это отлично, когда вся семья собирается вместе? — не унималась она.
— Определенно.
Я прикрыла глаза. Следовало расслабиться и получать удовольствие, раз ничего изменить невозможно, но почему-то хотелось провалиться под землю.
Уверена, семейные посиделки он представлял иными. Точно не в карете, припертый с двух сторон новоявленными родственницами, а сверху прижатый собственной супругой. Если против второго, он, может, ничего не имел, то Лидия и Клементина в нашем соседстве явно были лишними.
О том, как добраться хоть куда-нибудь
Сумрак за оконцем враз сменился темнотой. Ни в карете, ни за ее пределами было не видно ни зги. Наша маленькая, но гордая коробчонка остановилась. Видимо, кучер решил запалить фонарь.
— Простите, дамы, — вымолвил Филипп и попытался ссадить меня с колен.
Ссаживать было особенно некуда, разве что упереть носом в противоположную стенку. Извернувшись загогулиной, я переползла к Лидии. Та не ожидала подленького маневра, крякнула, словно из груди у нее выбили воздух, и что-то прошипела под нос, очевидно, на последнем издыхании. Полагаю, от души посоветовала сесть на диету «хочешь есть, пей воду, милая племянница».
Между тем, Филипп приоткрыл дверцу, и в душный салон ворвался веселый поток острого холода. Казалось, что муж сейчас отвесит какое-то важно распоряжение, но он удивил нас всех, меня-то точно, до глубины души. Протянул руку в щель и выпустил с ладони «путеводную звезду», любимое заклятье путников и мореходов. Яркий нахальный огонек взмыл в воздух, озарив снежную круговерть. Дверь захлопнулась. В плачущее от жары окошко пробился призрачный свет, окрасивший наши лица голубоватым мерцанием.
— Благодарю, господин маг, — прогудел возница. — Тогда уж трогаюсь!
— Трогай, — согласился Филипп и втиснулся обратно на сиденье, невольно распихав нас широкими плечами.
Он деятельно смахнул с рукава растаявшие снежинки, а подставить колени, чтобы вернуть дорогую супругу и спасти ее почти сплющенную тетушку, что-то не поторопился. Всю дорогу мне казалось, будто я сидела не на мужниных коленях, а на раскаленных углях. Да еще вынужденно на них танцевала, когда полозья кареты подскакивали на дорожных колеях. Но Лидию было чисто по-человечески жалко. Пришлось проявить инициативу и переползти самой.