Читаем Бедржих Сметана полностью

Вновь введенная габсбургская цензура хозяйничала во всех издательствах. Было запрещено переиздание и исполнение песни Шкроупа «Где родина моя». Но, несмотря на запрет, песня эта приобрела значение гимна чешского народа. Студенческая молодежь выходила с этой песней на улицы…

Чехи мечтали, чтобы в империи произошли какие-нибудь события, которые позволили бы добиться некоторых уступок. Среди них нашлись такие наивные люди, что возлагали надежды на бракосочетание императора Франца Иосифа с принцессой Елизаветой. Иллюзии о «демократизме» будущей императрицы были тогда очень распространены не только в Чехии, но и в Венгрии, где особенно ненавидели Франца Иосифа за его жестокую расправу с участниками восстания 1848 года. Конечно, Сметана сделал большую ошибку, поверив слухам об изменении национальной политики, которого ждали от принцессы. Очутившись во власти этих иллюзий, он написал по случаю предстоящего бракосочетания «Триумфальную симфонию». Партитура этой симфонии, в которой композитор использовал гайдновскую мелодию, ставшую австрийским национальным гимном, была отправлена в Вену. Но Сметана не получил никакого ответа. Симфонию исполнили всего один раз в Праге 26 февраля 1855 года под управлением автора, впервые в жизни появившегося тогда за дирижерским пультом. В дальнейшем Сметана, понявший, как он заблуждался, запретил играть ее. Исполнялась только третья часть, напоминавшая польку. И партитура этой единственной симфонии композитора была напечатана лишь спустя сто лет.

Ничего, кроме горького разочарования, симфония эта не принесла композитору. Тем временем многие из его друзей и знакомых покинули родину, спасаясь от преследований. Сам он тоже находился под наблюдением полиции как автор «Песни свободы»…

В 1855 году вслед за Габриэллой умерла любимая дочурка Бедржишка. Под впечатлением этих тяжелых утрат Сметана написал соль-минорное трио для фортепьяно, скрипки и виолончели. Личные переживания и гражданская скорбь тесно переплетаются в этом произведении.

Мало радости принес Сметане и наступивший 1856 год. Снова смерть посетила его дом, унеся пятимесячную Катержину. Из четырех дочерей осталась только одна — Софья. Материнское горе подорвало здоровье Катержины.

В этом же году умер и вернувшийся из ссылки Карел Гавличек. Сметана потерял друга. Чехия лишилась пламенного трибуна, отдавшего жизнь свою за счастье родины. Много людей из окрестностей Праги пришло в столицу в тот день, когда на доме, где умер Гавличек, открывали мемориальную доску. Почтить память славного борца собрались чехи. Многочисленный хор исполнял произведение Сметаны, написанное в честь Гавличка. Оно начиналось словами «Слава тебе, великий Славы сын».

Единственным приятным событием этого года был приезд Листа в Прагу. Наконец-то Сметана лично познакомился с человеком, который оказал ему в свое время большую поддержку.

Лист очень дорожил свободой и в жизни и в творчестве. После бесед с ним Сметане еще тяжелее показалась окружающая обстановка, еще нестерпимее габсбургский гнет. Чтобы хоть ненадолго вырваться из тисков этого гнета, вздохнуть полной грудью, Сметана решил на время покинуть Чехию.

НА ЧУЖБИНЕ

11 октября 1856 года Сметана впервые покинул пределы родной Чехии. По совету пианиста Александра Дрейшока он направился в Гетеборг. Знаменитый чешский пианист, объездивший все страны Европы, знал, что в Швеции устроиться было легче всего, — там остро ощущался недостаток музыкантов и педагогов. Рекомендательные письма Дрейшока помогли Сметане организовать два сольных концерта в Гетеборге. Концерты прошли с большим успехом, в печати появились восторженные отклики. И гетеборгская музыкальная общественность предложила Сметане остаться в городе.

Гетеборг — город купцов. Крупные музыканты редко заглядывали туда, произведения современных мастеров доходили с большим опозданием. «Моцарт— их бог, но они его еще не понимают, Бетховен внушает им страх, Мендельсона считают неудобоваримым, а новейших авторов не знают. Сочинения Шумана играл здесь впервые я», — так описывал Сметана Листу ту обстановку, в которой очутился. Поэтому нечего было рассчитывать получить здесь какие-нибудь новые знания или музыкальные впечатления. Больше того, взгляды Сметаны на национальную культуру, его стремления к зоплощению в творчестве национальных черт родного народа были совсем чужды и непонятны шведам. «В отношении искусства я совершенно одинок, не только потому, что здесь нет какого бы то ни было художественного движения, но и потому, что я одинок в своих творческих взглядах», — жаловался Сметана в письме к Листу.

Но зато для просветительской пропагандистской деятельности здесь перед Сметаной открывалось широкое поле. И он решил остаться. Желающих брать уроки у талантливого маэстро в Гетеборге оказалось еще больше, чем в Праге. Богатые купцы не жалели денег на музыкальное образование своих детей, и Сметана надеялся вскоре собрать необходимую сумму, чтобы перевезти семью.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное