Независимо от возможностей триангулирования, есть еще один феномен, обременяющий отношения между детьми и разведенными матерьми. Я назвал это педагогизированием
отношений матери и ребенка[97]. Я имею в виду тенденцию (одиноких) матерей редуцировать свои отношения с детьми до исключительно «педагогических» задач, тенденцию, которая обычно усиливается с увеличением изоляции матери и ориентацией ее жизни исключительно на ребенка. В иерархии педагогических целей, по моему опыту, центральное место занимает успеваемость в школе, затем идут «социальные черты характера», такие как благоразумие, внимательность к другим, готовность к кооперации и пр. Вместо того чтобы с известным любопытством наблюдать за развитием ребенка и радоваться их совместной жизни, эти матери страшно переживают из-за каждой контрольной, со страхом реагируют на встречи детей с другими людьми и т. д. В результате их жизнь – поскольку чаще всего дети не таковы, какими хотели бы их видеть родители, – проходит в сплошных разочарованиях, а у матери растет чувство вины из-за того, что она считает невыполненной свою материнскую задачу.У этого явления есть множество причин. Переоценка важности успеваемости
может быть связана с переживаниями собственного детства, но чаще всего мать считает, что она обязана доказать всему миру, что она и сама, то есть без отца, в состоянии справиться со всеми задачами воспитания. Таким образом, «забота о будущем» ребенка становится своего рода защитой против чувства вины по поводу развода, который, может быть, нанес ребенку непоправимый вред.Слишком высокая оценка социального поведения
детей для матерей характерна в гораздо большей степени, чем для отцов. Кроме того, разведенные матери сильно опасаются, как бы ребенок не стал «таким, как отец» (по отношению к мальчикам подобные воспитательные позиции усиливаются). Проблема заключается в том, что в системе оценок матери нет места для агрессивных потребностей и импульсов детей. Часто она борется со всем, что имеет дело с агрессивностью и самоутверждением, вплоть до мира детских фантазий и игр. Так, мать может всерьез расстроиться, если окажется «застреленной» из ложки, игра в войну осуждается морально, истории и сказки «очищаются» от агрессивных сцен; и если ребенок проигрывает в спортивном состязании, он не имеет права расстроиться, а должен брать пример с матери, которая может даже улыбнуться, если окажется побежденной («а зачем она тогда вообще играет, если не хочет выиграть?»). И эти матери даже не догадываются, насколько агрессивна эта их борьба против (предполагаемой) агрессивности ребенка. И как может ребенок справиться с амбивалентностью своих чувств, со своими разочарованиями, злостью, чувством бессилия, если у него отнимается любая возможность проявления этих чувств, вплоть до символизации и игр? И как можно научиться держать в руках свое раздражение из-за проигрыша, если за тобой не признается даже самого права на раздражение?Результатом такого «педагогического воспитания» становится то, что дети просто не в состоянии оправдать ожиданий своих матерей, а это увеличивает напряжение в их обоюдных отношениях. Если же дети стараются приспособиться, то это – по причине завышенных запросов матери – становится возможным лишь благодаря вытеснению. Однако агрессивный, «мужской» элемент, выдворенный из семейной идиллии, однажды все же вернется и отомстит за себя – и это в незрелом, инфантильном обличии, поскольку в вытесненном, как мы уже говорили, не происходит никакого развития.
Объяснить все это матерям – важнейшая задача профессиональных консультантов по вопросам развода.
Удача новой семьи