Беды развода и пути их преодоления. В помощь родителям и консультантам по вопросам воспитания.

В своем долгосрочном исследовании Валлерштейн[57] сделала интересное открытие: молодые люди, которые в детстве пережили развод родителей, гораздо выше оценивают значение длительных отношений, чем их сверстники, за плечами которых нет опыта развода, несмотря на то что они гораздо пессимистичнее смотрят вообще на возможность таких отношений. Это указывает на то, что процесс идентификации с родителями не только играет значительную роль в нашей самооценке, он определяет также, в каком именно свете видим мы себя. Опыт, который мы приобрели с нашими родителями, несет ответственность также за внутреннюю модель отношений между мужчиной и женщиной, которую мы себе создаем. Как бы ни выглядела эта модель в подробностях, но конечное заключение: «Все равно ничего хорошего из этого не получится, и в конце концов они все равно разойдутся!» сидит глубоко в душе каждого «разведенного» ребенка. В ходе психоаналитического лечения мне нередко приходилось видеть, насколько неразрывны между собой тоска по надежным и тесным любовным отношениям и неверие в их возможность. То есть не простое опасение, а, скорее, полная уверенность, основанная на собственном опыте: эти молодые люди постоянно ожидают повторения своей детской травмы. А ожидание заставляет искать защиту. Один вариант защиты заключается в том, чтобы не допустить вообще никаких интенсивных отношений и удовлетворяться поверхностными связями, которые нетрудно было бы оборвать. Но тогда этой «гарантии» избежания боли разлуки приносится в жертву самое заветное жизненное желание. Другая возможность состоит в том, чтобы во избежание опасности (снова) оказаться покинутым, покинуть самому. Люди, в свое время травмированные разводом родителей, – сознательно или бессознательно – постоянно остаются «начеку». Стремление «уйти, пока не поздно» имеет последствием то, что в кризисных ситуациях, а кризисы неизбежны во всех любовных отношениях, они слишком поспешно ставят точку. Вместо того чтобы сказать: «Мы еще посмотрим, что можно предпринять», они в любом кризисе видят лишь ужасное доказательство своих пессимистических ожиданий и переживают любое, может быть, вовсе и не такое уж серьезное, нарушение гармонии как конец всяческих отношений.

Но не только этот генеральный «предварительный» пессимизм по отношению к принципиальной возможности счастливых гетеросексуальных отношений ведет к ожиданию снова оказаться покинутым. Большую роль играет то обстоятельство, что именно любовный партнер представляет собой наиболее подходящий объект для переноса[58]. Да и как может основное переживание, причиненное отцом («Он покинул меня и предал»), не оказаться перенесенным на будущего любовного партнера, особенно со стороны женщины? Наиболее частый образец переноса у мужчин (конечно, бессознательный) заключается в том, что они склонны в любой женщине видеть властную мать[59].

Эти и другие образцы переносов не только нарушают уже состоявшиеся отношения, они влияют на сам выбор партнера. Несмотря на то, что сознательное представление о желательном партнере, как у мужчин, так и у женщин, скорее всего, противоположно личности матери или отца, «выбирают» они как раз тех, кто совсем не соответствует этому рисуемому себе идеальному образу. И чаще всего виною становится эротическое притяжение, которое не «интересуется» сознательным идеальным образом и возникает совсем не там, где хотелось бы. «Именно о таком мужчине я мечтала. Но я не люблю его!» – как часто приходилось мне слышать такие высказывания женщин о добрых, не агрессивных, заботливых и чувствительных мужчинах. Или то же самое – от мужчин в отношении женщин, которые способны любить, восхищаться, баловать мужчину и признавать его авторитет и т. д. И как часто приходится мне слышать нечто в этом роде: «Я знаю, это ужасно, но я ничего не могу поделать, я просто не могу без него (без нее)!».