Беды с любовью (ЛП)

Она была права, напомнив им обоим, что прошлая ночь была всего лишь одной ночью.

Эмма также, вероятно, была права, уйдя до того, как они проснутся и не начнут заниматься неловкими утренними делами.

Так почему же он был в плохом настроении?

Алекс подумал о том, чтобы позвонить Коулу Шарпу, который, как известно, время от времени устраивал утреннюю пробежку, но потом вспомнил, что большую часть вчерашнего вечера он провёл, желая врезать Коулу после того, как тот танцевал неоправданно близко к Эмме во время баллады Этты Джеймс, которая играет на каждой чёртовой свадьбе.

Нет, он не хотел звонить Коулу. Или даже видеть его.

Чёрт, он должен уволить Коула.

Может быть, ему стоит позвонить Джейку. Или Сэму.

Вот только тогда ему пришлось бы следить за каждым словом, вылетающим из его рта, опасаясь, что о его состоянии доложат Грейс и Райли, а те в свою очередь доложат Эмме…

Хорошо. Он никому не будет звонить.

Только… то, что он остался один, тоже не очень хорошо сказывалось на его психическом состоянии. Его мозг, казалось, ходил по кругу.

Это вернуло Алекса к исходной точке.

Он позвонит Коулу.

Он взял с тумбочки свой мобильный и пролистал список контактов, пока не нашёл спортивного редактора.

Большой палец Алекса замешкался над кнопкой вызова.

Затем его палец переместился, прокручивая к другому имени. Он набрал номер прежде, чем успел передумать.

Глаза Алекса закрылись в безмолвной молитве, услышав сонный женский голос на другом конце провода, когда он задал крайне важный вопрос…

— Ты всё ещё любишь панкейки?

Глава 23

Переспать с Кэссиди не было ошибкой. Не совсем. Не ошиблась она и в том, что согласилась пойти с ним на бранч.

И ошибкой не было то, что она съела три вкуснейших панкейка с банановым фостером13, хотя ей, вероятно, следовало бы съесть только один.

Конечно, всё это были её не самые разумные поступки, но проблема заключалась не в них.

Настоящая проблема возникла, когда она продолжила проводить с ним остаток дня.

То есть, всё воскресенье она провела с Алексом Кэссиди.

И это было… чудесно.

— Ладно, Эмма, я просто собираюсь признаться, — сказал Кэссиди, когда они вышли из «Старбакса» с праздничными напитками в руках.

— Ты жалеешь, что не взял имбирный латте? — спросила она, делая глоток своего восхитительного напитка. — Потому что ты не получишь ни глотка моего…

Он покачал головой, повернулся и пошёл задом наперёд перед ней, каким-то образом умудряясь ни с кем не столкнуться, пока он одаривал её испепеляющим взглядом. — Эгг-ног латте — это то, что нужно. Все это знают.

Эмма изобразила рвотный позыв. — Зачем кому-то портить отличный эспрессо гоголь-моголем?

— Полегче, Скрудж. Но, в любом случае, я не собирался жаловаться на твой отвратительный вкус к праздничным кофейным напиткам…

Эмма закатила глаза, протянув руку, чтобы потянуть его за рукав и не дать ему с подростком с по меньшей мере дюжиной пирсинга, идущего с противоположной стороны.

— Ладно, выкладывай всё, что тебе нужно сказать, — сказала она, пряча улыбку и делая глоток кофе. С дополнительной порцией кофеина из-за недостатка сна прошлой ночи.

Он остановился посреди тротуара, подняв ладонь, чтобы она тоже остановилась. Все следы поддразнивания исчезли с его лица, и Эмма почувствовала, как её улыбка сползает с лица.

— Ты уверена, что хочешь это услышать? — спросил он.

Она кивнула, хотя совсем не была в этом уверена.

Кэссиди слегка наклонился к ней. — Тот музейный экспонат, которым ты восторгалась весь завтрак, а потом потащила меня к нему? — он сделал драматическую паузу. — Возможно, это самое ужасное, на что я когда-либо имел несчастье смотреть. И это, не считая того случая, когда на втором курсе Джо Фалет и Крис Дориан оба ударили головой по мячу, и голова Джо раскололась надвое. Кажется, я видел мозг.

Внутри Эмма растаяла от облегчения. Внешне она не утратила своего насмешливого выражения, ткнув пальцем ему в грудь. — Эта выставка привезена из Вены и включает в себя некоторые из самых известных произведений искусства века.

— Этого века? Потому что этот век довольно новый, и я думаю, что у золотистого ретривера и пальчиковых красок есть достаточно времени, чтобы установить новый стандарт в ближайшие пятьдесят лет.

Эмма закатила глаза и продолжила идти. — Ты никогда не умел ценить искусство.

Но он согласился пойти с ней. Нет, он предложил это, после того как она слишком увлеклась недавно открывшейся выставкой Музея современного искусства во время бранча.

— Мне нравится искусство, — запротестовал он. — Я эволюционировал. Я могу определить картину импрессиониста, и у меня есть должное уважение к «Давиду» Микеланджело, но современное искусство? Нет. Я придерживаюсь своей теории о том, что малыши и собаки справятся с этим лучше.

— Останемся каждый при своём мнение? — сказала Эмма, делая ещё один глоток своего имбирного латте.

— Конечно, — сказал он, пожав плечами. — Если ты не против ошибаться.

Он снова переместился, вернувшись к походке спиной вперёд, и она улыбнулась, потому что он выглядел таким очаровательно мальчишеским в своём сером худи и джинсах.