Бег на трех ногах

– А ты до конца дослушай. Детки мы были смекалистые. Майк говорит: «Подождите, я принесу из бара бутылку, отец свое питье всегда смешивает». «Неси скорее, – сказал я. – Чем мы хуже взрослых?» А Салли только прыгает и визжит от восторга. Вся мокрая и липкая от виноградного сока. Она еще толка в вине не знала. Майк побежал домой. Принес бутылку не то джина, не то водки – не помню уже. Но нам тогда это было все равно. Долили мы наши стаканы доверху, немножко поболтали и выпили.

Эми всю так и передернуло, и она рассмеялась.

– Хуже эта гадость от джина не стала. А всякие микробы и букашки-таракашки от спиртного, конечно, сдохли. Выпили мы еще по стакану, стало весело, побегали по двору и еще выпили. Словом, осушили мы кувшин вместе с бутылкой и даже не успели понять, что случилось – как были совсем пьяные. Салли так просто на ногах не держалась. Не знаю, что чувствовал Майк, а у меня перед глазами все поплыло. Майк завопил, что хочет покататься на карусели. У него во дворе висела на дереве старая шина; Майк взобрался на нее, а я стал его раскручивать. Салли все смеялась и падала на землю, вскакивала и снова падала. Майк крутился быстрее, быстрее – я старался изо всех сил. Вдруг его начало рвать и шина превратилась в вертящийся зловонный фонтан. Салли решила закусить одуванчиками, и весь ее рот был в белых пушинках. Тут вышла мама Майка и ахнула – ну и видик у нас, я вам скажу, был! Мать Салли тоже не была в восторге, но я помню: где-то в глубине души им самим было смешно. А для нас это был хороший урок – лучшего и желать не надо. Я потом неделю болел.

– Господи, какая смешная история! – сказала Эми. – А что сказали твои родители?

– Вот об этом-то и речь! Мой отец разорался так, что у него чуть не лопнули голосовые связки. Я-де опозорил его имя, как он будет теперь смотреть в глаза соседям! И тому подобное. А он, надо сказать, за словом в карман не полезет. Чего только я тогда не услышал. Как видите, мои предки еще в те далекие времена особой чуткостью не отличались. Как будто мы по крайней мере ограбили банк. А ведь это была просто игра, и она нас кое-чему научила.

– Да, глупо, конечно, – сказал Брент. – А у меня старики совсем другие. Они все понимают. Меня никто никогда даже пальцем не тронул.

– Да и меня тоже. Но я предпочел бы хорошую трепку. А то они как возьмутся воспитывать. Это у них называется психологический подход: пробудить чувство вины, заставить раскаяться.

– А меня однажды чуть не выдрали, – вспомнил Брент. – Я тогда был совсем маленький и очень испугался. Но мама все поняла.

– Расскажи, как это было, – попросила Эми. – Я очень хочу послушать. Запоминается ведь самое интересное.

– Мне тогда было года три-четыре, – продолжал Брент. – Мама и бабушка – она жила с нами – взяли меня в гости к бабушкиной сестре. У нее был свой дом и, наверное, что-то вроде фермы: я как сейчас вижу – большой двор, важно расхаживают индюки, хрюкают поросята. Меня, кажется, никогда раньше не брали к этой тетушке. Во всяком случае, до того дня я ее ни разу не видел.

Мы ехали в машине, за стеклами лил дождь. Мне было очень уютно. Я сидел у бабушки на коленях, на ней было платье в голубой цветочек, и она ласково поглаживала меня. А я смотрел, как по стеклу снаружи туда-сюда бегают дворники. Мама с бабушкой о чем-то разговаривали, но я их не слушал. Когда мы свернули на дорогу к дому, мама сказала мне: «Веди себя хорошо, Брент, не шуми, не бегай: тетя Сара очень больна». Машина остановилась, бабушка пошла в дом, к сестре, а мама повела, меня во двор посмотреть животных. Кругом были лужи и мне так хотелось пошлепать по ним босиком. На травинках висели капли дождя. Мы полюбовались на поросят. Они с наслаждением барахтались в первозданной грязи. Наконец, мама сказала: «Ну, а теперь пойдем к бабушке Саре в большой дом». В доме было очень тихо и сумрачно. Мы поднялись по лестнице наверх и вошли в просторную комнату. В глубине ее у стены стояла большая кровать, вокруг суетились женщины в белом. На кровати лежала тетя Сара. Мы прошли всю комнату и остановились. Я вцепился в юбку матери и, выглядывая из-за ее спины, видел, как пальцы тети Сары словно что-то обирали с одеяла, трепыхаясь подобно птицам. Мне показалось, если она улыбнется, кожа у нее вокруг рта натянется и лопнет.

– Мой маленький Брент, – прохрипела она, – подойди сюда. – И протянула ко мне сухую, блестящую, точно лаковую, руку. Я увидел на ней синие вздувшиеся вены и спрятался за спину мамы, но она подтолкнула меня вперед. Я почувствовал на плечах дрожащие ладони тетушки Сары.

– Поцелуй тетю Сару, – сказала мама.