Бег по краю

Банный откинулся на спинку стула и прямо через китель почесал пузо.

– Доведете их до Проспекта Мира, а там я даю вам полный карт-бланш. Мне не важно, зачем они туда прутся, да я и не хочу этого знать. – Он строго посмотрел на своих помощников. – Главное, чтобы у них ничего не вышло. Надо будет ликвидировать – убирайте. Надо для этого дополнительные силы – свяжитесь со смотрящим с Китай-города. За ним должок – он не откажет. Мне вас учить, что ли? – Теперь маленькие поросячьи глазки гауляйтера были злыми и колючими.

– Понятно, шеф, сделаем.

Федор не слышал этого разговора и не видел глаз Банного. Он торопливо сбежал по лестнице мимо памятника Чехову, стоявшего на лестничной площадке, а из памяти не выходили провожающие взгляды скользких подручников из СД, и они ему очень не нравились. Все говорило о том, что путешествие обещало быть «интересным» и насыщенным приключениями.

Вот и теперь, когда они с Катей стояли на перроне и ждали дрезину в сторону Ганзы, у Федора не исчезало ощущение, что липкий взгляд, который он почувствовал еще там, в переходе на станцию Пушкинская, никуда не делся. Словно что-то скользкое и грязное затаилось за спиной, примериваясь, как вцепиться ему в тело, выбирая момент удобнее, когда жертвы расслабятся в полной уверенности в своей безопасности. Он еще раз пощупал карман, словно убеждаясь, что документы, находящиеся там, надежно спрятаны и им не угрожает опасность исчезнуть, как по мановению волшебной палочки.

Громко тарахтя бензиновым моторчиком, к перрону подкатила дрезина. Впереди себя она толкала небольшую платформу. Прямо по центру ее передка на намалеванном белом кругу красовалась черная трехлучевая свастика, над которой грозно торчало широкое сопло стационарного огнемета. По бортам возвышались плотно сложенные мешки с песком, и за этой преградой сидело, наверное, целое отделение бойцов Великого рейха, ощетинившихся разнокалиберным оружием. Громко стуча колесами по стыкам рельс, платформа с конвоем прокатилась мимо и, словно голова червяка, заглянула в жерло туннеля. Рядом с огнеметом тотчас загорелся прожектор, вперившись своим глазом во тьму. Где-то на пределе освещенного участка, там, где мрак побеждал рукотворное солнце, угадывалась баррикада внешнего поста станции – граница. К дрезине были прицеплены еще два вагончика: в один грузчики, сновавшие по перрону, тотчас же стали проворно закидывать тюки с товаром, предназначенным для торговли в Ганзе, а второй – пассажирский. Вот в него и залезли Катя и Федор, удобно устроившись на деревянных скамейках. Провожающих было не много – только грузчики, громко пыхтя, отошли в сторону, утирая пот после напряженного труда, да представитель службы безопасности, который находился тут для порядка. Вроде все как обычно: грузчики, охрана, безопасник… но как он посмотрел на них во время проверки документов, Федору не понравилось. Пристальный колючий взгляд словно рентгеном пронизал их насквозь, и тот факт, что эсбэшник после осмотра каравана равнодушно отвернулся от отходящего состава, парня совершенно не успокоил.

– Служебный пес, – он пробубнил себе это буквально под нос и тревожно огляделся. В импровизированном вагоне сидели только Катя и маленький человек, сопровождавший груз. Маленький, тщедушный, совершенно не похожий на бойца, правда, глазки хитро бегают, боясь встретиться с ним взглядом. Нет, не похож он на хвост СБ. Слишком уж никакой. Катя, заметив тревогу Федора, вопросительно на него посмотрела. Парень ободряюще погладил ее по руке.

– Все нормально… едем.

Загромыхал чадящий бензиновый двигатель, и дрезина, медленно набирая скорость, вползла в темный туннель.

***

Игорь никогда не видел так много собак одновременно. Да, что скрывать, он всего двух и видел за всю свою жизнь. Они ему всегда казались олицетворением преданности и любви к человеку, хотя никогда не понимал почему. Люди, по его мнению, часто были не достойны этой любви и преданности. Именно эту мысль он и высказал Вайзеру, почесывая разомлевшего от удовольствия Бобика за ухом.

Макса же сам факт, что к этому мощному ротвейлеру, собственнозубно отправившему не одну человеческую душу на встречу с всевышним, вообще кто-то безнаказанно подошел, а не то что осмелился прикоснуться, ввел в некоторое замешательство.

– Да… Когда она залезла сверху, он понял, что изнасилование как-то не задалось, – пробормотал штандартенфюрер.

– Чего? – не понял Литвинов.

– Проверку, говорю, прошел. Согласен с тобой и подпишусь под каждым словом этой мысли. Собственно, вот это, – он погладил Бобика по голове, от чего того прямо всего расплющило от счастья, – мой детектор. Они никогда не подпустят к себе человека недостойного. Ты достоин. – Ему все больше и больше нравился этот юнец. Чем-то он напоминал Вайзеру себя в юности.