Согнутая стойка с остатками буквы «М», как шлагбаум, перекрывала уходящие вниз, в их уютный человеческий мир, ступеньки. Командир окинул взглядом конструкцию и произнес:
– На прошлом выходе она еще стояла прямо. – Чувствительная мембрана переговорника противогаза практически не искажала голос. Шталкер внимательно осмотрев букву, которая венчала покореженную стойку, продолжил: – Вичуха посидела. Молодая совсем – почти птенец.
Штольц подошел к перекрученной металлической трубе и поежился: какая силища должна быть у этого птенца, чтобы свернуть хоть и ржавую, но довольно прочную стойку и оставить когтями такие глубокие царапины на металле. После чего опять тревожно посмотрел на джунгли, перегораживающие отряду путь.
Командир, проследив за взглядом Георгия Ивановича, отрицательно покачал головой.
– Там не пройдешь, эти листья не только внешне похожи на лезвия. Они и прочные, и острые, как самурайские мечи. Как минимум потеряем время и повредим костюмы. – Шталкер, махнув рукой куда-то в сторону остатков кинотеатра, произнес: – Там по Дмитровке есть проход, а дальше по остаткам Успенского переулка выйдем как раз к Петровке. Крюк небольшой, зато безопасно… ну, почти…
– Оптимистично, – Штольца невольно передернуло. Трудно привыкать к реалиям нового мира. Нет, он слышал рассказы о том, как стремительно меняется поверхность, и воспринимал это как данность. Но знать и видеть, ощущать – это совершенно разные вещи.
– Ладно, хватит рассматривать окружающую архитектуру – выдвигаемся, – сказано это было скорее для нового члена команды, так как основной состав был уже давно готов и ждал только приказа. Бойцы контролировали угол кинотеатра и улицу, готовые в любой момент продолжить движение, а снайпер внимательно осматривал через оптический прицел винтовки дыры в стенах и крышах домов, пытаясь уловить в них малейшие признаки жизни. Профессионалы умели совмещать созерцание декораций с выполнением своей основной работы.
Не мешкая, отряд двинулся между ступеньками кинотеатра и гранитным фонтаном в сторону Малой Дмитровки. Внимание Штольца сразу же привлекла серо-коричневая гранитная облицовка некогда красивого украшения Пушкинской площади. Содержимое чаши походило на грязевой гейзер. В черной жиже, больше похожей на мазут, что-то пузырилось и булькало. Изредка по поверхности тяжело и лениво перекатывались волны, а на свернутой с постамента гранитной вазе в сумраке наступившего вечера поблескивал лоснящимися черными боками, свернувшись кольцами, какой-то пресмыкающийся гад.
– А что там? – в конце концов не выдержал Георгий Иванович и полушепотом спросил у командира, стоявшего перед ним и внимательно рассматривавшего угловой дом Дмитровки.
– А черт его знает, – не оборачиваясь на собеседника и даже не посмотрев на фонтан, ответил шталкер. – То ли пиявки, то ли черви какие. Они нас не трогают, и мы особо ими не интересуемся. Да, честно говоря, не очень хочется, – все это время он не отрывал взгляда от дыры в стене верхнего этажа. Эта манера у всех сталкеров, выработанная в ходе многочисленных рейдов, замечать все и вся, творящееся вокруг, всегда поражала Штольца. Все подмечать: кто куда смотрит, кто что контролирует. Отделяя важное от второстепенного, анализируя ситуацию и принимая мгновенные правильные решения. Вот и сейчас: занимаясь более насущными вопросами, шталкер не упустил из зоны своего внимания и вроде бы всегда безопасный фонтан, а также интерес к нему штандартенфюрера, контролируя каждый шаг нового члена группы.
Найдя оконный проем, который так внимательно рассматривал командир, Штольц, кажется, уловил там какое-то движение, а шталкер тут же жестом подал знак рассредоточиться и затаиться, после чего указал снайперу на окно.
Снайпер несколько секунд выцеливал, а потом отстранился от наглазника своей СВДшки и, кивнув на дом, шепотом, зная, какой слух у тварей, произнес: – Птенец наш, спать укладывается.
– Плохой сосед у нас появился. Поздновато детка угомонилась. Наверное, мы его разбудили. Придется подождать, не время им сейчас заниматься, – так же шепотом, уже Штольцу, замершему за соседней ступенькой, сказал командир.