— Скотти получил «Серебряную звезду». И я тоже. Ты такого никогда не видел. Два чокнутых солдата, полные раздолбай, лейтенант Тэтчер и капрал Леви. Поперли на северокорейский танк — вот что мы сделали. Он — с пистолетом сорок пятого калибра и ручной гранатой, а я — с винтовкой М-один. Полное безумие, я тебе скажу. Мы должны были стать покойниками. А вместо этого оба получили по «Серебряной звезде». Макартур — вот кто нам их приколол. Если бы ты это видел, Дейви, если бы ты только это видел! Скотти лежит в кровати с покалеченной ногой. Берни Леви стоит рядом с ним. И входит старик. А фотограф из «Лайфа» щелкает фотоаппаратом. Говорю тебе, Дейви, это было что-то! Может, лучший момент в моей жизни. А знаешь, что случилось, когда Макартур начал прикалывать медаль? Скотти, вшивый лейтенантишка, принялся устраивать разнос генералу. Генералу! Можешь себе представить? Это было восхитительно. Это было настоящее чудо. Никто никогда такого не видел. Я… я был в благоговейном ужасе. Он когда-нибудь тебе об этом рассказывал? В смысле, Скотти?
Дейв покачал головой.
— Я был поражен. Берни Леви был поражен. Знаешь, отец Скотти — он был врачом при Макартуре. В Японии, сразу после войны. Он с русским и с тем парнем из спецотдела расследовали военные преступления. Так они что-то нашли и принесли генералу, а генерал сказал это замять. Но они сказали, что ни фига, и потому генерал всех поувольнял и взял себе другого доктора. И вот — ты только себе представь! — прошло не то пять, не то шесть лет, какой-то лейтенантишка лежит на кровати, и самый важный генерал в мире — в мире! — прикатывает на его больничную пижаму «Серебряную звезду», а фотограф щелкает аппаратом, и вдруг этот самый лейтенант принимается выговаривать генералу за то, что тот уволил его отца. Вот так наглость! Берни Леви в жизни такого не видал!
Дейв улыбнулся.
— Очень хорошая история, Берни.
По лицу Берни промелькнула легкая улыбка.
— Я знаю, — сказал он, глядя Дейву в глаза и кивая. Потом улыбка внезапно исчезла, и Берни снова стал выглядеть очень усталым. — Ладно, ладно. Ты хочешь поговорить, Дейви, — мы поговорим. Может, я скажу тебе что-нибудь, может, нет. Ты же знаешь, у человека должна быть честь. Этого они не могут у меня отнять. Так что присаживайся, устраивайся поудобнее.
— Я постою.
— Сидеть, стоять — какая разница? — Берни ухватил пухлой рукой чашку с кофе, поднес ее к губам и сделал глоток. — Хочешь, Дейви, я налью тебе славную чашечку кофе?
— Ты пьешь мой кофе, Берни.
Берни переменился в лице.
— Твой кофе?
— Да. Я налил себе чашку, пока просматривал твои бумаги.
— Ты пил мой кофе? — Берни вдруг откинулся на спинку кресла. Усталое выражение сменилось иронической улыбкой. Улыбка стала шире. Берни расхохотался. — Вот здорово! Ты пьешь мой кофе. Теперь я пью твой кофе. Разве это не чудесно? Дейви, ты себе не представляешь, до чего же это чудесно.
Он засмеялся сильнее и закашлялся.
Дейв нахмурился.
— Я не понял шутки.
— Шутки? Это чудесная шутка, Дейви! Чудесная! Лучшая шутка Берни Леви!
Вздрагивая от смеха, Берни встал и, не выпуская из рук чашку, прошел через кабинет. У северного стола стоял круглый рабочий стол и четыре стула с прямыми спинками. Берни положил руку на спинку одного из стульев, крепко стиснул и повернулся к Дейву.
— Это самая чудесная шутка на свете!
Внезапно Берни с поразительной силой поднял стул и швырнул его в окно. Стекло разлетелось с грохотом; осколки, вращаясь, брызнули наружу, и ветер хлестнул по ним; какое-то мгновение это выглядело, словно буря драгоценностей, ледяная метель; белый свет отражался, искрился и играл на алмазных осколках. Порывом ветра пригоршню стеклянных игл занесло обратно в кабинет. Одна из них прочертила хирургически ровную красную линию на левой щеке Берни. Дейв неуверенно шагнул вперед. Берни вскинул руку ладонью вперед, словно веля ему не приближаться. Из его голоса исчезла печаль. Он казался счастливым, словно дитя.
— Берни Леви должен винить лишь Берни Леви. Размен — это честная игра. Это неплохая шутка, Дейви, самая лучшая шутка из всех. Честно тебе говорю: только сам Господь мог так пошутить!
Берни сделал последний глоток кофе и, продолжая сжимать чашку в руке, шагнул за окно.
6
Чтобы пролететь тысячу футов, требуется шесть секунд. Дейв добрался до окна как раз вовремя, чтобы увидеть смерть Берни. Во Вьетнаме ему, конечно, приходилось видеть достаточно несуразных смертей. Ему потребовалось больше времени, чем большинству военнослужащих, чтобы приучить себя к подобным зрелищам, но он приобрел закалку и сохранил ее. Однако же смерть Берни выглядела скверно даже с высоты. Очень скверно.
Несчастный пухлый Берни взорвался.