Бег по вертикали

— Ладно. Значит, так. Я сорвался, мистер Эллиот, и теперь должен извиниться перед вами. Обычно я не так легко теряю самообладание. Но когда я увидел кровь между ног, я подумал, что вы отстрелили мне мои причиндалы. Потому я и повел себя подобным образом. Позвольте заверить вас, что теперь я сожалею об этом срыве. Я понимаю, что повел себя неподобающе, и понимаю, что вы поступили правильно. Вы были одним из людей полковника Крютера. Он обучил вас правилам, так же как обучил меня. Никаких отрядов из одного человека и никаких одиноких пилотов. Даже у одинокого рейнджера всегда есть верный друг-индеец. Вам это известно. Вы знали, что меня кто-то будет прикрывать. И вы управились с этой ситуацией, как вам и полагалось. Я уважаю вас за это. Я надеюсь, что вы простите мне мое поведение и мои высказывания. Я говорю совершенно искренне. Даю вам слово, что подобное не повторится.

«Неплохо. В точности как в учебнике по ведению психологической войны. Правдоподобно, искренне, уравновешенно — да, для форменного психопата Рэнсом говорит неплохо: почти как хороший парень».

— Мистер Эллиот! Вы меня слышите, мистер Эллиот?

— Я вас слышу, Малиновка.

— Конец связи.

Рация смолкла. Рэнсом сменил код.

Дейв снова положил голову на кабели и устроился поудобнее. Он рыгнул. Еда, которую он унес из клуба «Премьер-министр», была очень даже недурна. Но это и неудивительно. Не зря же первый закон воинской службы гласит: «Самая вкусная еда — краденая».

«Если попадется под руку курица, бери ее, потому что если тебе самому она не нужна, то пригодится кому-нибудь другому, а доброе дело никогда не пропадает», — как говаривал папаша Гекльберри Финна.

А второй закон военной службы гласит: «Как только стрельба закончилась, надо вздремнуть».

Через несколько минут Дэвид Эллиот уже спал.

4

Твидовый пиджак придавал инструктору вид профессора. Инструктор был среднего роста, но казался выше. Его манера держать голову — чуть задрав нос — тоже зрительно прибавляла ему роста. Волосы у него были чуть-чуть длинноваты, но с хорошей стрижкой, для конца шестидесятых вполне модной. И тем не менее она казалась несколько неуместной в комнате, где было полно людей, стриженных под ежик.

Инструктор говорил с выраженным акцентом Новой Англии — не с мещанской ирландской картавостью, как Кеннеди, а более аристократично.

— Добрый вечер, джентльмены.

Лейтенант Эллиот и его соученики — их была всего дюжина — провели утро за изучением здешних условий. Условия были значительно лучше, чем в Форт-Брэгге.

— Меня зовут Роберт. Можете называть меня Роб, если хотите. Я, как и все, с кем вы здесь встретитесь, предпочитаю, чтобы ко мне обращались по имени. Что же касается наших фамилий, боюсь, у нас у всех тут на этот счет легкая амнезия.

Класс захихикал, оценив шутку.

— Подготовка, которую вы получите здесь, в лагере «П», возможно, удивит вас. Наше заведение не ставит себе целью углубить познания, которые у вас уже имеются. Мы уверены, что вы освоили благородную воинскую науку. Иначе бы вас здесь не было. Однако наш курс обучения посвящен совершенно иному ремеслу. Это ремесло имеет два измерения. Одно из них, о котором вы, несомненно, жаждете услышать, — это его внешняя сторона: необычное оружие, адские машинки, дьявольские выходки и прочие мрачные навыки, необходимые диверсантам, убийцам и специалистам по подрывной деятельности. Несомненно, мы будем вас учить всему этому. Но не сразу. Сперва мы сосредоточимся на втором измерении нашего ремесла — психологическом измерении, внутреннем измерении, измерении сознания. В конечном итоге, джентльмены, эта игра ведется в сознании и именно в сознании достигается победа или поражение. Вы понимаете, о чем я веду речь?

Несколько человек кивнули. Какой-то офицер морской пехоты, сидящий за Дейвом, рявкнул:

— Так точно, сэр!