Бег времени

И всюду клевета сопутствовала мне.
Ее ползучий шаг я слышала во сне
И в мертвом городе под беспощадным небом,
Скитаясь наугад за кровом и за хлебом.
И отблески ее горят во всех глазах,
То как предательство, то как невинный страх.
Я не боюсь ее. На каждый вызов новый
Есть у меня ответ достойный и суровый.
Но неизбежный день уже предвижу я, —
На утренней заре придут ко мне друзья,
И мой сладчайший сон рыданьем потревожат,
И образок на грудь остывшую положат.
Никем не знаема тогда она войдет,
В моей крови ее неутоленный рот
Считать не устает небывшие обиды,
Вплетая голос свой в моленья панихиды.
И станет внятен всем ее постыдный бред,
Чтоб на соседа глаз не мог поднять сосед,
Чтоб в страшной пустоте мое осталось тело,
Чтобы в последний раз душа моя горела
Земным бессилием, летя в рассветной мгле,
И дикой жалостью к оставленной земле.

Январь 1922

III. Голос памяти

Мир – лишь луч от лика друга,

Всё иное – тень его.

Н. Гумилев

«Широко распахнуты ворота…»

   Широко распахнуты ворота,
   Липы нищенски обнажены,
   И темна сухая позолота
   Нерушимой вогнутой стены.

   Гулом полны алтари и склепы,

   И за Днепр широкий звон летит.
   Так тяжелый колокол Мазепы
   Над Софийской площадью гудит.

Все грозней бушует, непреклонный,

Словно здесь еретиков казнят,
А в лесах заречных, примиренный,
Веселит пушистых лисенят.

15 сентября 1921

«Почернел, искривился бревенчатый мост…»

Почернел, искривился бревенчатый мост,
И стоят лопухи в человеческий рост,
И крапивы дремучей поют леса,
Что по ним не пройдет, не блеснет коса.
Вечерами над озером слышен вздох,
И по стенам расползся корявый мох.

   Я встречала там

   Двадцать первый год.
   Сладок был устам
   Черный душный мед.

   Сучья рвали мне

   Платья белый шелк,
   На кривой сосне
   Соловей не молк.

   На условный крик

   Выйдет из норы,
   Словно леший дик,
   А нежней сестры.

   Нá гору бегом,

   Через речку вплавь,
   Да зато потом
   Не скажу: оставь.

1917

«Тот август, как желтое пламя…»

Тот август, как желтое пламя,
Пробившееся сквозь дым,
Тот август поднялся над нами,
Как огненный серафим.

И в город печали и гнева

Из тихой Корельской земли
Мы двое – воин и дева —
Студеным утром вошли.

Что сталось с нашей столицей,

Кто солнце на землю низвел?
Казался летящей птицей
На штандарте черный орел.

На дикий лагерь похожий

Стал город пышных смотров,
Слепило глаза прохожим
Сверканье пик и штыков.

И серые пушки гремели

На Троицком гулком мосту,
А липы еще зеленели
В таинственном Летнем саду.

И брат мне сказал: «Настали

Для меня великие дни.
Теперь ты наши печали
И радость одна храни».

Как будто ключи оставил

Хозяйке усадьбы своей,
А ветер восточный славил
Ковыли приволжских степей.

1915