Бег вслепую

Бушнера-Грахама-Филипса я еще мог понять, он был членом Департамента, которого обманул Слейд. Но Кейз знал расклад — он был в курсе подозрений, имевшихся у меня против Слейда, — и он не сделал ничего для того, чтобы мне помочь, когда на меня налетели люди Кенникена. А десятью минутами позже он непринужденно болтал со Слейдом. Складывалось такое впечатление, что весь Департамент наводнен агентами оппозиции, а ведь за исключением Таггарта, Кейз был последним человеком, которого я мог заподозрить в измене. Я с горечью подумал, что даже Таггарт может находиться на содержании у Москвы — это позволило бы упаковать весь пучок в один аккуратный сверток.

Кенникен сказал:

— Я рад, что не позволил себе тебя недооценить. Я подумал, что если ты ускользнешь от этих идиотов, то мне придется надеяться только на себя самого, поэтому я и забрался в твою машину. Предусмотрительность всегда окупается, тебе не кажется?

Я спросил:

— Куда мы едем?

— Тебе нет необходимости знать детали, — ответил он. — Просто сконцентрируйся на вождении. И когда поедешь через Лаугарватн, будь очень осторожен, соблюдай все ограничения скорости и постарайся не привлекать к себе внимания. Никаких внезапных нажатий на клаксон, например. — Холодная сталь на секунду коснулась моего затылка. — Понимаешь?

— Понимаю.

Я почувствовал внезапное облегчение. Я думал, что, возможно, он знает, где я провел последние двадцать четыре часа, и что теперь мы едем к дому Гуннара. Это не сильно бы меня удивило; Кенникен, казалось, знал все остальное. Он поджидал меня в засаде у Гейзера, и ловушка была поставлена весьма аккуратно. При мысли о том, что Элин схватили, и представив себе, что могло случиться с Сигурлин, я почувствовал, как кровь стынет у меня в жилах.

Мы миновали Лаугарватн и направились дальше к Сингвеллиру по рейкьявикскому шоссе, но в восьми километрах от Сингвеллира Кенникен приказал мне свернуть влево, на дорогу, идущую вокруг озера Сингваллаватн, которую я хорошо знал. Я никак не мог понять, куда мы едем.

Но мое недоумение развеялось достаточно скоро, поскольку, повинуясь Кенникену, я снова свернул с дороги, и мы затряслись по наезженной колее в сторону озера и огней небольшого домика. Одним из символов материального благополучия в Рейкьявике являлось собственное летнее шале на берегах Сингваллаватна, еще более желанное из-за того, что закон запретил возводить новые строения и цены на них взлетели вверх. Собственное шале на берегах Сингваллаватна в Исландии равноценно картине Рембрандта на стене в гостиной.

Я подъехал к домику, и Кенникен сказал:

— Нажми на клаксон.

Я прогудел, и из дома кто-то вышел. Кенникен приставил пистолет к моей голове.

— Осторожно, Алан, — предупредил он. — Будь очень осторожен.

Он тоже соблюдал осторожность. Меня ввели внутрь, не предоставив ни малейшей возможности вырваться. Комната была обставлена в том стиле шведского модерна, который в Англии выглядит тускло и несколько фальшиво, но в скандинавском исполнении кажется естественным и производит хорошее впечатление. В камине горел огонь, что представляло из себя довольно необычное зрелище. В Исландии нет ни угля, ни деревьев, которые можно было бы использовать как дрова, поэтому открытое пламя являлось здесь большой редкостью; многие дома обогревались природными термальными водами, остальные имели центральное отопление на мазуте. В этом камине горели брикеты торфа, тлея ярко-красными углями, по которым пробегали маленькие язычки голубого пламени.

Кенникен дернул своим пистолетом.

— Садись у огня, Алан, обогрейся с дороги. Но сначала Ильич обыщет тебя.

Ильич был коренастым человеком с широким, плоским лицом. В разрезе его глаз было что-то азиатское, и я подумал, что, по крайней мере, один из его родителей появился на свет где-то за Уралом. Он тщательно меня обшарил, затем повернулся к Кенникену и покачал головой.

— Никакого оружия? — спросил Кенникен. — Он, наверное, слишком хитер для тебя. — Он мило улыбнулся Ильичу, а затем повернулся ко мне и сказал: — Помнишь, что я говорил, Алан? Меня окружают одни идиоты. Закатай свою левую штанину и покажи Ильичу свой симпатичный маленький ножичек.

Я повиновался, и Ильич с недоумением уставился на нож, в то время как Кенникен принялся его распекать. Русский язык гораздо богаче английского по части крепких выражений. Сген дабх был конфискован, и Кенникен жестом пригласил меня сесть, а Ильич, с красным лицом, занял место у меня за спиной.

Кенникен отложил в сторону свой пистолет.

— Что бы ты хотел выпить, Алан Стюарт?

— Скотч, если он у тебя есть.

— У нас он имеется. — Он открыл шкафчик рядам с камином и наполнил стакан. — Ты будешь пить его чистым или с водой? К сожалению, у нас нет содовой.

— С водой, — попросил я. — И разбавь посильнее.

Он улыбнулся.

— Ах да, тебе необходимо сохранять ясную голову, — произнес он язвительно. — Раздел четвертый, пункт тридцать пятый: когда представители оппозиции предлагают вам выпить, попросите что-нибудь послабее. — Он плеснул в стакан воды, а затем передал его мне. — Надеюсь, это тебя удовлетворит?