Бега

— Марысь, врежь ему от меня, — попросила я. — Ты к нему ближе сидишь.

— Врежу, честное слово, — пообещала Мария. — Метя, перестань меня нервировать, я тут по ошибке за миллион триплет поставила, а ты мелешь невесть что! Успокойся!

— Давай, Бальбина! — повторил с разбегу Метя и поинтересовался ошибочной ставкой Марии.

Они вместе стали просматривать горы бумаг. На триплеты я уже махнула рукой, первый и второй у меня провалились; правда, ещё был шанс начать третий, но в него я так-таки не верила, потому что мне мешал выпавший из четвёртого заезда Дерчик.

Вполуха я слушала болтовню своих соседей. Пан Эдя добродушно оповещал всех, что получил сведения о Диодоре и тайную весть, что Троянка не придёт, но тем не менее на всякий случай поставил на обоих. Пан Собеслав страшно удивлялся, что Вальдемар не поставил на Куявского, ведь он на него всегда ставит, так почему же сейчас не стал? Взбешённый Вальдемар отвечал, что Болека не будет, он сам на себя не ставит. Полковник ядовито информировал всех кругом, что Куявский едет дополнительно ещё в четвёртом заезде, вместо Дерчика. Уже вывесили листок на доске объявлений. Вальдемар разволновался. Пан Мариан признался, что получил он подсказку, что придёт Настурция, но сам он в неё абсолютно не верит, с неё пена в три ручья текла ещё в наддоке…

— Тоже мне знатоки, как из козьего хвоста валторна, — сердито сказала я, даже не понижая голоса. — С Мокотовского Поля на эти бега ходят, а если отличают лошадь от жокея, так уж это просто-таки верх их возможностей! А вот заметить, что одно дело — арабский скакун и совсем другое — кобыла чистых кровей, — не угодно ли?

Напрасно я заговорила, потому что пан Мариан услышал. Он обернулся, посмотрел на меня и без проволочки отомстил:

— Ах, какие же у вас красивые коленки! — сказал он с явным удовольствием.

— Чтоб вам лопнуть и чтоб язык у вас отсох! — ответила я от всего сердца и плюнула через левое плечо.

Подлец злоехидный, он же мне все испаскудил! На бегах услышать комплимент — последнее дело, лучше уж повеситься, а все поставленные деньги спихнуть в городскую канализацию без посреднического содействия касс тотализатора. Проиграю, с полной уверенностью можно сказать, проиграю, последняя надежда — лошади от Дерчика, но раз поедет на них Куявский, ставить будут на него, никакой прибыли.. — А у меня ещё второй есть, — сказала Мария. — Как же я это сотворила?.. Тоже по ошибке: начала с Флориана, и теперь у меня тройка. Что у нас там под номером три?

— Теорбан. Мои поздравления. Куявский сказал Вальдемару, что его не будет, ведь ты сама слышала.

— Ничего я не слышала, я была занята. Возьми вот этот четвёртый и спрячь куда-нибудь, потому что я тут сама в себе разобраться не могу. Метя, ты заткнёшься или нет?!

— Давай, Бальбина!! — радостно захрюкал Метя. Я его не убила, потому что над головой у меня завыла сирена, пистолет выстрелил и возле стартовой машины началась полька-галоп.

Очень долго я не могла понять, почему у лошадей не хотят вырабатывать условный рефлекс, заманивая их в боксы морковкой или сахаром. Ну, можно ещё яблочком или чем-то ароматным, ведь у лошадей замечательный нюх. В конце концов мне рассказали, что на самом деле условный рефлекс используют и делают это именно при помощи вышеназванных продуктов питания, потому что только так удаётся ввести их на тренировках в имитацию стартовых боксов, а потом в настоящие. Однако с того момента, как лошади начинают бегать, они, нервные создания, меняют свои взгляды и машина начинает ассоциироваться у них исключительно с усилиями и работой. Морковка мгновенно забывается. Они все не возражали бы побегать, но только без всякой там дисциплины. Лишь половина лошадей входит в стартовый бокс добровольно и без сопротивления, а остальные выделываются как могут, особенно те, что помоложе. Да и без того стартовая машина какой-никакой, а прогресс, пятнадцать лет назад автоматическая стартовая машина у нас состояла из двух мужиков, один вопил: «н-н-н-но!», а второй щёлкал кнутом. Судьёй на старте тогда был Еремиаш, и он считал чудом, что ему удавалось трогать с места всех этих коняг более или менее одновременно. Это сама скромность гласила его устами, потому как тогда ровнее стартовали, чем сейчас, к тому же он своего рода мировой рекорд установил, и я собственными глазами это видела. До самой смерти не забуду ни я, ни те, кто при этом был и на него смотрел. Шли в дерби двенадцать лошадей, и Еремиаш их пустил так, что по всему ипподрому грянули аплодисменты. Двенадцать коней в одной шеренге, на безукоризненной прямой в одну и ту же долю секунды подняли переднюю ногу и вместе топнули копытами. Чудо случается только раз, это было великое искусство, незабываемое и неповторимое…

— Пошли, — сказал динамик, и вокруг немедленно взорвался гомон толпы.

— Кто потерялся на старте?! Кто остался?!

— Кремень! Ну все, можно его списать…

— Свинья! — завопила Мария. — Ты гляди, что делает!..

— Болек прорывается! Болек прорывается!

— Назад, что ли, этот засранец едет!

— Зачем он так вырвался?! Его же занесёт!..