— Да так, кое-что. Во-первых, убийца человек сильный и ловкий — убил с одного удара, прямо в сердце. Во-вторых, левша он. И нож очень необычный — не нашей работы. Американский. На нем и клеймо есть — произведено в Северо-Американских Соединеный Штатах.
Все сходится, думал Малинин, возвращаясь домой. Американец, визитная карточка, сигареты, а теперь ещё и нож… Да и о каком это Илларионе Ивановиче, на конюшне которого стоит Пас-Роз, упоминал сегодня Феодосиев? Начал перебирать в памяти всех московских лошадников, имеющих свои конюшни недалеко от бегов. И, вдруг, его словно осенило — граф Илларион Иванович Воронцов-Дашков! Давний личный друг нынешнего императора Александра Ш, начальник его охраны. А ко всему этому ещё и вице-президент Санкт-Петербургского общества поощрения рысистого коннозаводства. Да, имея в приятелях столь влиятельное лицо вполне можно рассчитывать возглавить Московское беговое общество.
И чем дальше размышлял Сергей, тем больше приходил к выводу — за скандалом в беговом обществе стоит не кто иной, как Феодосиев. Вчера, когда ехали из "Славянского базара" и встретили начальника Московского охранного отделения Скандракова. он сам сказал, что они давние приятели. Значит, имел возможность лично передать донос и не сомневался — без внимания тот не останется… Предложение ему и Алексею, подумать об издании спортивного журнала — попытка переманить их на свою сторону… Для него стало очевидно — злоумышленник найден. Осталось только изобличить его.
Глава 18. РАССЫПАВШАЯСЯ РУКОПИСЬ
Ранним утром, по дороге на ипподром, Лавровский зашел на конюшню Колюбакина. Там уже кипела работа. Конюхи собирали Грозную на проездку. Матвей Попов давал наставление Афанасию Евстигнееву:
— До бегов шагом. Первые полверсты тротом пройдешь. Да ты знаешь, что такое трот?
— Знаю, дядя Матвей, мелкая рысь. Потом версту махом, а потом и в резвую запущу.
— Полверсты, не более. И снова на шаг переходи.
Алёна обрадовалась Лавровскому, посмотрела на него с надеждой.
— Расскажи-ка мне о той страннице, — попросил Алексей. — Что говорила? Какая из себя? Михаилу Васильевичу это может помочь.
Слушая кухарку, он ловил себя на мысли, что рассказ странницы о заморских странах ему, что-то напоминает.
— И была она в странах, где и царей-то нет православных, салтаны землей правят. В одной земле сидит на троне салтан Махмуд Турецкий, а в другой — салтан Махмуд Персидский, а в третьей — салтан Махмуд Египетский… И суд творят они над всеми людьми, и что не сделают, все неправильно, такой уж им предел положен… У нас законы праведные, а у них неправедные… И все судьи у них тоже неправедные…
Да я это в театре слышал, вспомнил, наконец, Алексей. "Гроза", пьеса господина Островского. Странница Феклуша там эти байки рассказывает.
Он перебил Алёну:
— А ещё есть земли, где люди с песьими головами. Так?
— Так, барин.
— Зовут её Феклушей. А тебя она милой девушкой называла. Верно?
— Все так и было, барин, — растерянно ответила кухарка.
Интересно, подумал Алексей. Это Островский так точно с натуры списал? Или странница его читала?
— Ну, вспомни, что-нибудь ещё, — попросил Алексей. — Может быть заметила в ней, что необычное, странное?
— Заметила. Пахло от неё так хорошо, словно цветами.
— Одеколоном?
— Нет… Диколон у Миши есть, так он не такой духовитый…
… Малинина Алексей нашел в партере ипподрома. Решил было удивить его:
— Узнал кое-что интересное о страннице земли египетской. Читала Островского, душится…
— … духами "Трианон", — продолжил Сергей. — И в причастности к убийству купца Меньшова подозревается.
Обсудив все, пришли к неутешительному выводу, где искать "странницу" они даже не предполагают.
Феодосиева они увидели возле решетки бегового круга. Он внимательно следил за проездкой.
Алексей в полголоса, но с таким расчетом, чтобы Николай Константинович обязательно услышал, весело сказал Сергею:
— Порадовал меня Карасёв. Нашел он того, кто переписчиков и сыщика убил. Завтра, с утра пойдет обер-полицмейстеру докладывать.
— И кто он? — нарочито заинтересованно спросил Малинин.
— Молчит старик. В субботу, мол, все узнаете, будет вам сюрприз… Здравствуйте, Николай Константинович!
По виду и голосу Феодосиева было заметно, что он сильно расстроен:
— Извините, господа. Поговорим попозже.
На ближней беговой дорожке, как раз напротив их, остановился маленький рыжий жеребец. В "американке" сидел наездник, цвета которого Лавровский и Михаил видели в первый раз — камзол красный с желтыми звездами, картуз синий. Николай Константинович довольно долго говорил с ним о чем-то по-английски. Наездник, похоже, оправдывался. Потом жеребец побежал дальше, но как-то вяло. Феодосиев сокрушённо покачал головой:
— Ох, как нехорошо получается. Кое-кто из администрации до сих пор сомневается, допускать ли Пас-Роза на Большой Московский приз. Вот я и решил устроить, как говорят американцы, "рекламную акцию". Даже распорядился, чтобы Томас камзол надел… А жеребец не бежит, словно сонный.
— Может с дороги приустал? — высказал предположение Малинин.