Гитлер верно почувствовал, что народу, государству и экономике нужны импульсы в преодолении застоя после кризиса. Первоначальная действенность всех гитлеровских начинаний была увеличена решительностью, с какой отдавались необходимые распоряжения, и динамикой (хотя часто и бестолковой), которой были отмечены действия нацистских властей. Ко всему прочему инстинкт, выказанный Гитлером при захвате власти, теперь дополнился его бесспорной способностью представлять власть.[18] Это отчетливо видно даже на документальных лентах того времени, запечатлевших целые спектакли, которые умело разыгрывал Гитлер, изображая «отца» нации или весьма впечатляюще представляя власть. Легко себе представить, какое впечатление это производило на простой народ, который жаждал мессии, способного избавить от всех напастей. Миллионы нормальных простых людей поверили в Гитлера и его государство и оказались обманутыми в своей вере, ибо в целом режим преследовал прежде всего свои собственные цели.
Гитлер считал, что главной целью и смыслом нового государства должно быть сохранение и дальнейшее развитие расовой общности в физическом и духовном смысле, а также обеспечение свободного развития каждого полноправного члена этого сообщества и пробуждение сил к созидательному творчеству. «Задачей истинно народного государства, — писал Гитлер в „Майн кампф”, — является написание мировой истории, в этом процессе расовый вопрос должен занимать доминирующее положение».[19] Для Гитлера государство и нация, нация и социализм были идентичны, он стремился к тотальной общности, динамично рвущейся к имперским целям и положению: «Тот, кто любит свой народ, должен доказать это жертвой. Национального чувства, восходящего к выгоде, не существует. Национального чувства, которое охватывает только определенные классы общества, — тоже. Распространенный в наше время страх перед шовинизмом — это признак импотенции».[20]
Новое нацистское государство носило тоталитарный характер, как и в СССР. Тоталитаризм вообще был совершенно новым политическим явлением в истории Европы, он в корне отличался от старого имперского и авторитарного государства. Необходимо отметить, что Франц Нойманн, наряду с Ханной Арендт, Эрнстом Френкелем и Карлом Фридрихом, в значительной степени содействовал оформлению теории тоталитаризма. По сути, «Бегемот» уже содержит основные наблюдения над системой тоталитаризма, эти наблюдения его последователям нужно было только развивать. Теория тоталитаризма носит более политологический, а не исторический характер, поскольку отвергается многими серьезными историками. Но значимость ее в преодолении нацизма, национальном немецком покаянии за него неоспорима, и влияние Нойманна на этот процесс — тоже. Важно подчеркнуть, что покаяние за совершенные нацистским режимом преступления ослабило стремление немцев отстаивать достоинство немецкой культуры и относиться более-менее безразлично к влияниям извне. По сравнению с Францией это сразу бросается в глаза. Понятно, почему Германия стала самой американизированной из стран Европы.[21] Такое безразличие кажется чреватым последствиями, поскольку, как формулировал немецкий философ Михаэл Квандт, «Zukunft braucht Herkunft» («Будущее нуждается в происхождении»). Еще лучше описал такую ситуацию экс-канцлер ФРГ Гельмут Шмит: «Стараниями историков галерея портретов немецких политиков прошлого превращена в альбом с портретами преступников».