Читаем Беги полностью

– Я поговорю с коммерчиалиста. – Риккардо задумался. – И с приятелем своим поговорю, адвокатом, у него в квестуре связи. Что-нибудь придумаем.

– Спасибо, – Галя шмыгнула носом.

Риккардо опять достал из кармана платок.

– Забирай его, – он улыбнулся, – только пусть он больше тебе не понадобится.

Фрагмент из отчёта социального психолога:

Сегодня на приёме новая поступившая, Ольга, объявила о том, что думает вернуться к своему мужу. В моей практике такое случалось не раз. У женщин с симптомом жертвы происходят изменения на уровне психики, они привыкают к ситуации боли, проживают насилие как рядовую ситуацию.

<p>29</p>

Мелькала в окне весенняя Брианца, холмы и поля оделись в сочные яркие цвета. Всё цвело и благоухало. Когда успела зацвести вишня? А магнолии? Когда успели покрыться нежно-розовым цветом?

Весна в Италии приходила всегда незаметно. Можно даже сказать, что весна здесь никогда не заканчивалась. Осень плавно становилась весной, обходя стороной странную итальянскую зиму, совершенно не похожую на «ту, что у нас».

Ещё пара месяцев, и в Милане начнётся невыносимая духота. Можно начинать планировать летние каникулы.

Анита грустно смотрела в окно поезда. Как планировать отпуск с таким настроением? Бруно с того вечера с ней не разговаривал, да она и не пыталась. Анита подпёрла ладонью подбородок. Хотя нет, она, конечно, пыталась, опять была на приёме у йогини, и та посоветовала новую медитацию, но что-то не получалось у Аниты войти в благостное состояние.

Летние каникулы… А что, если она просто не поедет никуда? Пусть катится на свою Сицилию, а она наконец-то покажет детей тёте Маше. Внутри заскулила тоска. Прямо сейчас она чувствовала себя настолько одиноко, что к горлу подступил ком, и на секунду ей показалась, что она близка к тому, чтобы расплакаться.

Лето… Сицилия… Она возненавидела её с самого первого семейного отпуска.

* * *

В тесном доме, где когда-то жил Бруно, была всегда открыта входная дверь. Любой родственник, кум, сват, брат мог зайти в любой момент. Вот она сидит полуголая, кормит ребёнка, а каждые полчаса кто-то приходит, садится напротив и начинает её расспрашивать.

– Молока, говоришь, мало? Надо тебе нашу рыбу-меч поесть, там знаешь сколько полезного!

Это советовал дядя Бруно, знающий толк в рыбе. На местном рынке он держал рыбный прилавок и время от времени ходил рыбачить.

Катя плакала, не могла присосаться, грудь болела, Анита пыталась приложить по-другому. Тут дверь хлопнула, зашла сестра Бруно, высокая и здоровая, короткие сиреневые шорты зажевала широкая рыхлая задница. Она кинулась к племяннице:

– Аморе!

Анита накрыла грудь и Катю пелёнкой, мол, простите, но она ест. Сестра-кобылица обиженно надулась: специально же зашла, чтобы взглянуть на племяшку.

Малышка закряхтела, больно сжала сосок. Анита вскрикнула и дёрнулась, пелёнка упала на пол.

– Ты неправильно кормишь, надо по-другому держать.

Анита покраснела и вспотела. Дядя начал делиться с сестрой-кобылицей рецептом рыбы-меча:

– Мяту обязательно надо добавить, ты бы, Анита, записала тоже рецепт.

Анита приложила Катю к другой груди, отлепила потные волосы со лба. Жара стояла такая, что казалось, будто оконные рамы вот-вот расплавятся.

Дочка, причмокивая и посасывая, уснула. Анита ушла в спальню, аккуратно убрала пелёнку и потихоньку опустила малышку в люльку. Дверь спальни тихо скрипнула. Сестра-кобылица. Анита посмотрела на неё круглыми, как две полные луны, глазами, в надежде, что выражение её глаз поможет сестре понять, что не стоит идти сюда прямо сейчас.

– Ой, можно мне на ручки её? – кобылица потянула к Кате руки.

Анита встала перед кроваткой, сжала челюсти:

– Она спит.

Кобылица обиженно вышла, Анита прикрыла за ней дверь и легла на кровать. Вентилятор на потолке ритмично разгонял воздух и создавал видимость свежести.

Анита погрузилась в приятную дрёму. Через полчаса дверь спальни опять скрипнула. Брат мужа пришёл. Громко, не понимая, что ребёнок заснул, он пробасил:

– А где моя племяшечка?

Катя захныкала. Анита рванула к дочке, взяла её на руки и начала укачивать. На крик прибежали сестра, тот родственник и ещё одна тётя.

– Тезоро-о, мы проснулись…

Анита очень хотела спать, изнывала от жары, а ещё ей просто хотелось побыть одной. Никого не слышать.

Родственники ушли только через час.

– Я хочу, чтобы ты закрыл дверь на ключ, и пусть они приходят только по приглашению. – Анита пыталась успокоить Катю, которая весь день разрывалась от плача.

Бруно полулежал на балконе с бутылкой пива. Он громко рыгнул.

– Ты не понимаешь, они видят меня раз в год. Я не могу их прогнать. А ты будь с ними повежливей, сестра на тебя обиделась.

«В последний раз мы здесь», – подумала Анита.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза
Ад
Ад

Где же ангел-хранитель семьи Романовых, оберегавший их долгие годы от всяческих бед и несчастий? Все, что так тщательно выстраивалось годами, в одночасье рухнуло, как карточный домик. Ушли близкие люди, за сыном охотятся явные уголовники, и он скрывается неизвестно где, совсем чужой стала дочь. Горечь и отчаяние поселились в душах Родислава и Любы. Ложь, годами разъедавшая их семейный уклад, окончательно победила: они оказались на руинах собственной, казавшейся такой счастливой и гармоничной жизни. И никакие внешние — такие никчемные! — признаки успеха и благополучия не могут их утешить. Что они могут противопоставить жесткой и неприятной правде о самих себе? Опять какую-нибудь утешающую ложь? Но они больше не хотят и не могут прятаться от самих себя, продолжать своими руками превращать жизнь в настоящий ад. И все же вопреки всем внешним обстоятельствам они всегда любили друг друга, и неужели это не поможет им преодолеть любые, даже самые трагические испытания?

Александра Маринина

Современная русская и зарубежная проза