Беги

«Му» были чем-то вроде «коровок» из Галиного детства.

Галя взяла два эклера и купила целых шесть «му». На сейчас и на потом. Они уселись за столиком пить чай. Чай в итальянских кафе стоил неслыханных денег. Чашка – целых три евро. В супермаркете за три евро можно было купить пачку чая.

– Повезло нам сегодня, – Беатриче впилась в эклер и закатила глаза. – Вкушна-а-ата какая, – проговорила она с полным ртом.

Домой вернулись в приподнятом настроении. Беатриче отправилась делать уроки, после сладостей учиться – совсем другое дело.

На кухне сидела Ребекка. Она что-то писала в свою обычную тетрадь. Увидев Галю, тетрадь закрыла, поздоровалась и собиралась было уходить.

– Ребекка, – Галя держала в руках контракт, – я хотела сказать… Вот, – она протянула бумажку.

Воспитательница пробежала глазами.

– Контракт? Молодец, а что с документами? – произнесла Ребекка сухо.

Галя быстро добавила:

– Всё уладят, мне дадут вид на жительство по мотивам работы. И ещё, я сейчас! – Галя метнулась в комнату, быстро открыла шкаф, схватила из коробки конверт, успев выкрикнуть Беатриче не идти за ней, а ждать в комнате, торопливо побежала обратно.

– Вот, – Галя вытащила наружу деньги. Она разложила купюры на столе. Пять тысяч, выстраданные месяцами труда.

Ребекка нахмурилась и замельтешила руками:

– Мы не в банке, спрячь эти деньги.

Галя сгребла купюры и засунула обратно в конверт.

– Я всё сделала, вот, теперь у меня есть и деньги, и контракт. Как и договаривались…

Ребекка передёрнула плечами:

– Да, я говорила тебе про 5000, чтобы они были у тебя в копилке, но я не говорила, что это гарантия того, что ты наверняка выйдешь.

Галя почувствовала укол в сердце, будто она вампир, нечисть какая и в её грудь только что всадили кол. Она сжала челюсти и процедила:

– То есть как не гарантия, вы же говорили…

Ребекка фыркнула:

– Ну да, говорила, но знаешь, это же не правило какое-то. Я сама его придумала, я тебя мотивировала, вот ты и молодец, будем теперь анализировать.

На Галю словно вылили ушат холодной воды. Анализировать? Она еле сдерживалась, чтобы не начать кричать.

– Что анализировать? – В горле запершило и стало сухо.

– Способна ли ты прокормить своего ребёнка. Будем надеяться, что суд примет к сведению твои усилия. И что тебе оставят дочку. А то помнишь, что с Зиной стало? – Ребекка развела руками.

Ярость закрутилась внутри, как торнадо, вырываясь наружу. Вот же сука!

– Никто не заберёт у меня ребёнка, – произнесла Галя твёрдо.

Ребекка хмыкнула.

– Посмотрим, – отрезала она.

Галя сжала кулаки.

«Учитесь трансформировать вашу злость… это мощная энергия…» Да все эти месяцы она её трансформировала. Она училась направлять её в полезное для себя русло. Она боролась с обстоятельствами, сжимала зубы, плевала на свою гордость и шла работать. Копила деньги, чтобы выйти. Поэтому эта сука не может говорить ей «будем теперь анализировать».

– Интересно, если в суде или где-то там узнают, – Галя медлила, словно набирая скорость, – что мы здесь туалеты драим… По-моему, это против правил. И продукты часто с истёкшим сроком годности.

Ребекка подскочила:

– Не смей мне угрожать! – выпалила она. – Иначе я в отчёте допишу, что ты вчера нарушила правила и пришла поздно. Ты здесь навечно останешься, ты слышишь? А может, и без ребёнка уйдёшь.

Галю охватила дрожь. Она представила, как берёт Ребекку за волосы и таскает по комнате. Та орёт, вырывается, потом Галя сжимает её волосы в кулак и бьёт головой о стол.

Пусть бы эта дрянь пожила в таком же месте. Пусть бы по вечерам она возвращалась не к мамочке с папочкой в свои уютные апартаменты есть свои грёбаные спагетти с домашним соусом, а сюда. Спала бы на сырых простынях, сама бы готовила и пусть бы батрачила как проклятая с утра до вечера, драила туалеты, мыла полы, разносила блюда. Стоит она, вся такая миниатюрная, с разноцветной брошкой. Аккуратная куколка. Как же она её ненавидит! Галя сжала кулаки. Никогда ещё она не была так близка к рукоприкладству. Даже с Адольфо. Но её, эту указывающую все месяцы, что делать, воспиталку, прямо сейчас она хотела уничтожить, растереть, растоптать.

Ещё чуть-чуть, и она бы реально это сделала. И это был бы конец. Для неё и дочки.

Вдруг в голове зашептали. Икона, лес, бабушка, многоголосие. Кто-то гладил её по голове, по плечам.

Галя выдохнула, выпрямила спину. Постепенно торнадо вылетело наружу. Она распрямила плечи и тихо произнесла:

– Sei una vera stronza («Ну ты и сволочь»), – взяла конверт и вышла из кухни.

У дверей стояла новенькая Оля и смотрела на Галю круглыми, как две пуговицы, глазами. В её взгляде промелькнуло не просто удивление, а искреннее восхищение.

* * *

Ребекка влетела в свою комнату и с грохотом треснула дверью. «Она у меня попляшет. Курица облезлая. Это же надо, такое имя, – Ребекка хмыкнула и раскрыла тетрадь. – Ты у меня пожалеешь». Она села и, высунув язык, начала писать. Они не знают, эти овечки, что именно её, Ребеккин отчёт, повлиял на то, что у Зины ребёнка отобрали. А нечего было грубить ей, нечего так смотреть на неё свысока.